черных глазах Романа мелькнула искорка сожаления.
- Андрей, ты не успеешь. Сто метров. Погибните оба. Останься - вдруг, повезет. Должно повезти.
Останься - все равно не поможешь. 'И его ты не спасешь и сама ты пропадешь.'
И я уцепился за эту соломинку, протянутую моей совести. Мягкие мешки. Авось, повезет. Ничего другого мне и не осталось сделать - три секунды спустя вертолет остановил свое падение, встретившись с песчаными барханами.
***
- Командир, ты как? - только по интонации можно было догадаться, что со мной говорит Долгов. От былого разухабистого баса теперь не осталось и следа: Роман хрипел как старый дед.
Почему я ничего не вижу? Потому что закрыты глаза. Почему я не могу ничего сказать? Сейчас отвечу.
- Живой, вроде... - вслед за выдавленными словами пришла боль. Боль, едва вновь не выкинувшая меня за грань сознания.
Я постарался пошевелить руками, ногами. Все части тела болели, но, нехотя, отзывались на сигналы мозга. Неужели даже простенького перелома нет?
Наконец открылись глаза. Не знаю, почему не смог открыть их сразу - вероятно, потрясенный организм принял к исполнению какую-то хитрую защитную программу и только теперь разрешил осмотреться.
Прямо на меня, через проем, минутой раньше закрытый стеклом, струится песок - вертолет наполовину носом ушел в бархан. Возможно, именно это помогло нам выжить. Нам?
Переношу взгляд на соседнее пилотское кресло. Там уже возится с ремнями Борода. Его левую щеку располосовало стеклом, кровь обильно орошает шею, плечо, руку.
