– А-а-а-а-а!..
Майор стоял неподвижно до последней секунды, а в тот момент, когда массивный булыжник уже готов был обрушиться на его череп, чуть качнулся в сторону, присел и легким хлопком подбил нападающего под локоть. Парня повело в сторону, и он пробежал мимо, уронив булыжник и едва не упав. Но это его не остановило. Он развернулся и, уже не обращая внимания на булыжник, снова кинулся на майора.
Ликоэль наблюдал за этими неуклюжими попытками с едва заметной усмешкой, которая, впрочем, была горькой. Он понимал чувства курсанта, только что потерявшего кого-то близкого, но против майора Скорцени у киольца не было никаких шансов. Вообще. Да что там у него – шансов не было даже у сотни таких, как он. Более того, сейчас никто не мог исключить появления на плацу еще одного трупа. А ну как начальник лагерных сборов решит, что для лучшего мотивирования курсантов следует на их глазах голыми руками убить одного из них?..
Когда третья атака закончилась ничем, нападающий, задыхаясь, остановился и, повернувшись к курсантам, которые за время его безуспешных атак сломали строй и испуганно сбились в кучку, со слезами в голосе прокричал:
– Ну что же вы?! Они же убьют нас всех!
Пару мгновений после его отчаянного выкрика над плацем стояла тишина, а затем уже несколько человек отчаянно заорали:
– А-а-аа!.. – И бросились на помощь товарищу.
Но вместо удивления или ярости на украшенной шрамом роже майора проступило удовлетворение, и он прорычал:
– Инструктора-командиры четных отделений – к дальнему краю плаца, бегом! Остальным – работать не в контакте.
И сразу после этого Ликоэль качнулся вбок, уходя от удара суковатой палки, которой его попытался огреть кто-то из курсантов, затем пришлось присесть, отскочить, еще раз качнуться, но уже назад. А когда Ликоэль, уходя от очередного воодушевленного, но крайне неловкого удара, упал и откатился в сторону, над плацем разнесся рев майора:
– Инструктора – жесткий контакт!
И тотчас с середины плаца послышались хруст ломаемой кости и визг. Ликоэль развернулся, перехватил медленный и неуклюжий замах (неуклюжесть коего была во многом вызвана тем, что курсант избрал в качестве оружия излишне тяжелый камень) и резким движением сломал нападающему кисть, на следующем шаге точно попал ногой очередному нападающему в пах, а с третьим шагом перехватил на болевой занесенную для удара руку и вывернул ее в локтевом суставе. После чего нападающие кончились. Причем, судя по тишине, установившейся на плацу и нарушаемой только мучительными стонами травмированных курсантов, не только у него.
– Становись, – негромко, в отличие от прошлых команд, приказал майор.
Курсанты, большинство из которых, в том числе невредимые, валялись на земле, зашевелились, и некоторые потянулись к своим местам на линии построения. Но около трех десятков раненых остались лежать, подвывая и плача.
– А вам что, особое приглашение нужно? – вкрадчиво поинтересовался у одного из таких нарисовавшийся рядом инструктор сержант Банг.
– О-о, пожалуйста, пожалуйста… мне нужна помощь! – умоляюще простонал тот, к кому он обратился.
– Ну, это пожалуйста, – хмыкнул Банг и, подняв ногу, опустил ее на сломанный сустав.
– Аа-а-а! – заверещал киолец.
Банг пошевелил ступней, как неким музыкальным инструментом, меняя высоту и тембр визга, потом убрал ногу и участливо спросил:
– Ну как, теперь ты можешь встать в строй, или мне помочь тебе еще раз?
– Вы не люди, – размазывая слезы, прохрипел киолец, – вы чудовища! Я…
Банг угрожающе поднял ногу, и лежавший, запнувшись, принялся торопливо подниматься, оберегая сломанную руку и помогая себе здоровой.
– Значит, так, – разнесся над плацем голос старшего лейтенанта Воробьева, когда наконец образовалось некое подобие строя. – Вы все только что на своей шкуре убедились, что в вашей жизни может сложиться ситуация, разрешить которую удастся только насилием. И… вы попытались это сделать. Но как всем теперь должно стать ясно, насилие насилию рознь. Гнев, ненависть, жажда убить на самом деле
Ликоэль слушал его слова с едва заметной усмешкой. Все точно так, как было с ними. Даже слова во многом те же. И эти ребята, что стоят сейчас в подобии строя (ведь не менее трети ранены или крепко избиты), только что получили очень сильную мотивацию учиться всему тому, что им будут преподавать. Куда более сильную, чем если бы им сразу рассказали красивую и, в общем, правдивую историю о захватчиках и Потере. Нет, их инструкторы не врали. Никогда. Но сказанная ими правда всегда работала на их цели. А если какая-то часть правды была бесполезна либо работала против этой цели, она просто не озвучивалась. Вот и сейчас они не сказали всего… Они действительно будут их учить. Год. И далее. Но Ликоэль сомневался, что кто-нибудь из их учеников, даже бойцы первого призыва, уже прошедшие первую ступень жесткой и жестокой школы, когда-нибудь смогут кого-то из них прикончить. Ибо если все их ученики имели шанс стать настоящими «руигатами», то сами инструкторы, похоже, были из тех, благодаря кому руигаты исчезли с лица этого мира…
Глава 8
Этот склон горы был пустынен. Тройка передового охранения, двигавшегося впереди основной колонны роты «Америка», прежде чем подать команду на продолжение движения, осмотрела его очень внимательно и ничего подозрительного не заметила. Так что куцая колонна роты, в два с лишним десятка человек, которые остались в строю после третьего дня тактических учений, повинуясь сигналу старшего дозора, усталым, но все еще довольно шустрым бегом втянулась в небольшую ложбину. Ликоэль, бежавший в голове колонны, поскольку с сегодняшнего утра он был назначен стажером командира роты, сам не понял, что именно послужило причиной того, что он насторожился. Может быть, что-то услышал, может, интуитивно, так сказать, глазом мастера, заметил какое-нибудь несоответствие, а может, кто-то из залегших в засаде просто шевельнулся. Хотя, конечно, последнее было из области фантастики, при их-то подготовке… Впрочем, это было не важно. Важным оказалось лишь то, что он насторожился и за какую-то долю секунды до того, как командовавший засадой поднял бойцов в атаку, успел вскинуть руку, подавая сигнал «внимание», а затем, вырвав из ножен клинок, резким движением послал в атаку своих курсантов. И это означало, что засада противника провалилась…
Тридцать один боец роты «Рейх» выметнулся из нор, прикрытых сверху накидками из флегматизированного пленеля и засыпанных пылью и мелкими камнями до состояния неотличимости от окружающей почвы, едва бойцы роты «Америка» успели сделать пару шагов вверх по склону. В принципе, если бы засада сработала, у остатков роты «Америка» не было бы ни единого шанса. Не говоря уж о почти тридцатипроцентном численном превосходстве, рейховцы были разбиты на три сильных отряда, создающие на направлениях атаки уже более чем двойное превосходство. А тонкая, растянутая цепочка бегущей след в след роты «Америка» была не способна мгновенно стянуться к точкам атаки. Так что к тому моменту, как в бой вступят все наличные силы, соотношение потерь нападающих и подвергшихся нападению должно было еще более сместиться в сторону роты «Рейх». Но все сложилось по-другому…
– Ха! – Шиколек, Вооруженный из второго отделения роты «Америка», резким ударом в подмышечную впадину подколол мчащегося на них первым курсанта роты «Рейх» и тут же обменялся парой быстрых ударов с выскочившим из-за его спины Вооруженным той же роты. Но обмен ударами продолжался недолго. Ликоэль, скользнув к бойцам, аккуратно вонзил нож в печень рейховцу и, поймав на лезвие удар еще одного подоспевшего Вооруженного, выбросил вперед ногу, ударом твердого носа ботинка переломав тому ребра. «Похоже, недавно получил нож, – мелькнула быстрая мысль, – уж слишком им размахивает. Забыл, что говорят старшие инструкторы…» А старшие инструкторы всегда утверждали, что самое главное оружие – это
