уронят слезу, а безусые юнцы, очистив от ржи дедовские мечи, уйдут из дома в поисках славы.
– Не смейся, это достойно пера барда. Другой раз из кабацкой драки рождается поэма, а здесь такое дело…
– Хотелось бы самому пожать плоды популярности и поднять добрую кружку эля в приличной таверне.
– Ты ведь наш родич, брат, – улыбнулся ветеран, – в Валгалле все попируем.
– Попируем, – согласился я и мотнул головой назад, – вместе с теми детьми шайтана.
– Откуда они взялись, не пойму, – вздохнул Дед. – Почему Ведун не почувствовал, у Грома тоже дар не слабый, да и так наши многие могут…
Интересный вопрос. Только поставлен неправильно. Почему не заметили – у них тоже маги есть, и кто же знает, какими они фокусами владеют. Иное дело, откуда пять тысяч отборных имперцев ни с того ни с сего оказались у стен Секретной столицы, вдали от Дельты – места высадки варваров, от основного войска, сдерживающего прорыв вверх по Реке?
– Похоже, предали нас, – понизил голос собеседник, – рейд в тайне готовился, не многие знали. Вожди, и то не все.
– Ловушка? Смерть Грома сейчас ничего не даст – слишком поздно.
– Смерть Грома и заложники, не забывай.
– Ты мудрый воин, Дед.
– Я старый воин. Помоги Грому, он мне как сын.
– Я буду сражаться с ним плечом к плечу. – Наш разговор все больше переставал мне нравиться.
– Ты приносишь удачу… – Дед промолчал. – Я видел, как ты дрался в цитадели.
Скверно, не думал, что остались свидетели. Приношу удачу – нашел любимца богов, от других братьев я такого не слышал. Мне-то мнилось, что я – скорее источник неприятностей.
– В бою мы все были как берсерки.
Я хлопнул старика по плечу и прибавил шагу, давая понять, что разговор закончен. Лопатками и затылком чувствуя буравящий взгляд голубых глаз Деда, поспешил догнать Грома.
Вождь уже отпустил Проводника и шел один, спокойно рассматривая приближающиеся скалы. Я всегда поражался его умению править. Не отдавать команды, не манипулировать людьми, а именно править. Он был прирожденный лидер, и порой я тоже попадал под действие его харизмы. Такие становятся основателями великих династий, через века достойно несущих героическую кровь первого в роду, а также героями многочисленных легенд, будоражащих слух праздных обывателей.
Некоторое время мы шли молча.
– Погоня слишком близко, мы успеем закрепиться? – наконец не вытерпел я.
– Успеем. Имперцы тоже не торопятся. У подножья нас догонит передовой разъезд, там и сменим порядки.
– Ты видишь будущее, Гром?
– Это очень редкий дар. Я слышу и оцениваю расстояние.
– Ты слышишь их количество?
– Да, сотня.
Вряд ли они станут нападать – попытаются, держась за пределами досягаемости стрел, трепать нам нервы короткими наскоками. Оставить несколько десятков воинов и ограничить их передвижение – достаточно тяжело на открытой местности. К тому же верная смерть. Несколько раньше, чем на перевале.
– Это будет у входа в ущелье, достаточно тридцати дружинников, скорее всего они не сунутся. – Гром полуулыбнулся на мой вопросительный взгляд. – И я не умею читать мысли. А тебя я даже не чувствую.
А вот это интересно, полезную информацию узнаешь за несколько часов до смерти.
– Вообще?
– Никогда не говорил об этом. Наверно, во всех наших прежних переделках всегда оставалась надежда. Может, расскажешь?
– О чем, Гром? До того, как ты меня освободил, я помню лишь каменные нары, вонь нечистот и гнилую похлебку через день.
Я был почти честен с вождем – разве можно назвать воспоминаниями те обрывки кошмаров, что посещали каждую ночь. А о темнице тем более думать не хотелось.
– Надо было порасспросить твоих тюремщиков, прежде чем их убивать. Свет с тобой, сегодня все мы унесем свои тайны в могилы.
– Нам нечем платить возницам колесниц, доставляющим души погибших в бою к воротам рая.
– Ты научился говорить как истинный северянин. Мы рассчитаемся смертями врагов.
– Такой вид оплаты всегда в ходу у богов.
– Ты в них не веришь.
– Я им не верю.
Перевал приближался. Красная, безжизненная и раскаленная, как сама пустыня, цепь гор, разрезанная, словно кривым кинжалом местных кочевников, неровной полосой ущелья. Путь был достаточно удобным – еще Древние проложили здесь дорогу. Местами загроможденная оползнями и осевшими промоинами, она, тем не менее, была проходима и представляла собой идеальное место для засад. Не поверю, что Гром, разрабатывая этот вариант отхода, не предусмотрел сложившегося поворота событий. Отступление в пустыню, выход к морю, к ожидающему флоту, и, в случае близкой погони, защита перевала. Никогда не стоило недооценивать его талант стратега.
У начала подъема мы остановились. Несколько миль, пройденных в спокойном темпе, дали возможность отдохнуть и восстановить силы. Однако пыль, поднимаемая преследователями, теперь взвивалась в воздух практически за соседним барханом.
– Близко, – прошептал Гром. – Это хорошо. Может, и влетят в ущелье не раздумывая.
Он дал команду спешиться всем, чтобы лошади не перетруждались на подъеме, вызвал трех десятников, распорядился рассредоточить их отряды среди многочисленных насыпей камней на дороге. Подумал, добавил по отряду лучников на стены. Мы лишились четверти отряда. Один к двум, при явном позиционном превосходстве – неплохой расклад, быть может, часть из них еще сможет присоединиться к нам наверху. Чуть прибавив шагу, оставшиеся потянулись вперед, я пристроился в конце колонны, хотел обдумать в одиночестве сложившееся положение.
Семьи обязательно должны спастись, и нам действительно необходимо принять последний бой. Причем держаться долго, минимум часа два-три, лучше полдня и в любом случае – пока всех не перебьют. Пять тысяч, пусть растянутых в колонну, против полутора-двух сотен – верная смерть, отступать некуда. Проводник идет со спасенными. На сотню человек его маловато, еще двое-трое сопровождающих были бы не лишними. Для северян попасть в охрану будет наказанием, несмываемое пятно позора – бросить братьев погибать, спасая свою жизнь. Напроситься самому, чем вызвать презрение товарищей и стать отверженным предателем по возвращении? Ну, эту беду я бы пережил. Остаться и вытащить Грома, попытаться уйти в горы, понадеявшись на собственную способность к выживанию и репутацию счастливчика?
Внизу уже завязалась схватка с разъездом местных. Они все-таки сунулись в ущелье – крохотные фигурки наездников, сбившихся беспорядочными островками, отмахивались с высоты своих верблюдов от стрел и наскакивающих пеших варваров. Вверху узким голубым клином в багровую стену гор врезалась полоска чистого неба. Почти вертикальные откосы мрачно нависали над дорогой. Горстка людей, казавшаяся еще меньше в угрюмой тени скал, упорно продвигалась навстречу источнику света, словно уходя в безоблачные небеса…
На высоте порядка двух сотен футов в верхней точке ущелья к правой стене непостижимым образом, будто ласточкино гнездо, прикрепилось серое грубое строение. Главенствующее над дорогой, оно, вероятно, открывало вид на обе стороны перевала. Я не помнил, чтобы бывал в этих местах, но вид его определенно навевал смутные воспоминания. Почти бегом нагнал Грома, шедшего вместе с десятниками и внимательно изучавшего окружающий рельеф в поисках удобных позиций.
– Видишь форт? – указал я в сторону стены.
– Крепкие стены, горизонтальные бойницы – для самострелов в самый раз. А лучникам неудобно, два- три человека, а больше туда и не поместится. Оставшиеся в живых отходить туда будут, хорошее место для
