Вадим Вознесенский
Евангелие рукотворных богов
Анюте, моему самому настоящему Ангелу, посвящается.
Пролог
Сгорбленный батрак роет канаву для орошения умирающего поля. Быть может, каждым ударом мотыги, дробя комья сухой земли, он порождает вселенные. Где истина?.. Ребенок, одетый в тряпье, увлеченно играет грубо выструганными фигурками. Возможно, переставляя своих зверей, он сталкивает в беспощадной битве величайшие армии одного из множества существующих миров. Познай необъятное. Змея в бессильной злобе пожирает свой хвост. Бесконечной чередой, подобно миражам в пустыне, возникают, растворяются в дымке и вновь возрождаются цивилизации.
Горячее дыхание пустыни отнимало остатки сил, несло жар и песок, впивающийся тысячами игл в обветренные лица, срывающий лохмотья кожи с иссушенных губ. Гром действительно походил на сына бога, как и пели менестрели на городских ярмарках, восхваляя его многочисленные подвиги. Семи футов роста и богатырского телосложения, с развевающимся плащом венедийского шелка, парой мечей за спиной и упруго перекатывающимися мышцами под кожей. Таким даже на самых темных улицах портовых городов стараются не переходить дорогу. Да, он выглядел внушительно, этот северный варвар, вождь многочисленного уже союза племен, осмелившийся бросить вызов могучей империи.
– Мы прошли, – и голос его так же был подобен рыку льва, как похожи на гриву длинные пепельные волосы, – всего одиннадцать дней…
Одиннадцать дней безумного перехода, броска через равнодушную пустыню, одиннадцать дней под взором безжалостного Бога Солнца.
– Ведун умирает. – Я посмотрел на Грома (с уважением, единственный из отряда он, казалось, смог бы пройти еще столько же и в том же темпе). – Мы потеряли связь.
– Мы все равно не успеем. – Вождь прикрыл глаза, повернулся лицом к барханам и медленно втянул воздух.
Приподняв нос и раздувая ноздри, он несколько раз повел головой из стороны в сторону, как степной волк, выслеживающий добычу.
– Я чувствую их, они все так же не страдают от жажды и полны сил, в их мыслях лишь азарт охотника, настигающего дичь. Через три часа они будут здесь.
– Они сыновья пустыни, их верблюды могут обходиться без воды… И у них нет женщин и детей.
Пять тысяч черных наездников – серьезная сила, особенно если противостоит двум сотням измотанных северян. Гром ощущал их, слышал оттенки эмоций, мог даже оценить физическое состояние дромадеров. И видел своих людей. Легко ступив с бархана, он заскользил по осыпающемуся песку. Я еще раз обернулся – вдали сквозь плывущее марево поднимались клубы пыли. Даже без Ведуна, без сверхъестественного нюха Грома было ясно: преследователи наступают нам на пятки и после перевала мы сможем рассмотреть орнамент на их попонах.
Вождь остановился у носилок, привьюченных между двух лошадей. Выразительно посмотрел на сопровождающего бойца. Дорогие трофеи – неуязвимые доспехи, плоды побед и грабежей, были брошены в пути. Одежду большинства воинов составляли длинные, ниже колен, туники, платки, повязанные на кочевничий манер вокруг лица, сандалии с высокой шнуровкой. Я устало улыбнулся, нет нужды читать мысли – Гром не одобрял такой экипировки, но сам отдал приказ избавиться от лишнего груза.
– Плохо, князь, – отрапортовал солдат.
Ведун действительно умирал – впалые щеки, выпирающие глазные яблоки под пергаментными веками, еле ощутимые движения грудной клетки. Он выглядел глубоким старцем, вся его сила, вся энергия ушла на открытие Пути. Он подарил нам два дня, благодаря которым мы опередили преследователей, а у нас не нашлось для него такой малости, как глоток воды. Гром склонил голову и положил мозолистую ладонь на лоб волхва, но, не успев прикоснуться, резко отдернул руку, словно обжегшись. Гримаса боли исказила лицо, он вздохнул и передернул плечами.
– В нем нет сил, чтобы удержать жизнь, – вздохнул я. – Без Ведуна наши и без того мизерные шансы сводились к нулю.
– Ты не понимаешь. Он очень глубоко погрузился. Когда я пытаюсь дотянуться до его сознания – как в воронку затягивает. Он был на той стороне один слишком долго.
– Нас догнали бы еще в начале пути, если б Ведун не морочил.
Тенью пронеслась мысль, что все мучения перехода и все старания волхва пропали впустую. Что, приняв бой в начале бегства, мы бы избавили себя от этой пытки пустыней, да и отдали свои жизни гораздо дороже. Тогда, еще опьяненные горячкой резни у стен дворца Секретной столицы, возможно, мы могли организовать оборону захваченной цитадели. Там не было надежды на спасение. В сердце враждебного государства неоткуда ждать помощи. Но это была бы красивая смерть. Такой конец пути чертовски льстил моим спутникам. Религия этого смелого народа поощряет подобный переход. К сожалению, это противоречит моим личным принципам, и за жизнь я буду цепляться до последнего.
– Мы встретим имперцев на перевале, – тихо сказал Гром, – женщины и дети на лошадях могут попробовать успеть до отлива.
Истощенные женщины на не менее истощенных лошадях… Северяне – неплохие лучники, и на стенах ущелья можно продержаться какое-то время. Попробовать устроить оползень? Я кивнул – не стоять же на месте.
– На перевал! – рявкнул вождь. – Там спешимся.
Воины приободрились – новость о предстоящей, пусть и последней, драке придала сил. С улыбкой помогли детям и наиболее слабым из женщин сесть верхом, взяли под уздцы лошадей. До цепи невысоких гор было около пяти миль – есть время не спеша пройтись, привести в порядок мысли, отдохнуть и подготовиться к битве. Все-таки они мне нравились, эти люди, за десяток лет ставшие моими новыми родичами. Наверно, когда-то давно я сам был таким, смелым и безрассудным, открытым и честным, умел любить и ненавидеть. Когда-то давно… очень, очень давно.
Тронулись: Гром с Проводником во главе колонны, обсуждая, вероятно, план защиты перевала, и тонкой цепочкой растянувшиеся чуть больше трехсот человек и двух сотен лошадей.
– Славный был поход, – со мной поравнялся Дед – самый старый дружинник Грома, – и богатая добыча.
– Которую пришлось бросить в пустыне, – отозвался кто-то сзади.
– Не поверю, чтоб Старый не припрятал несколько сотен монет в седельной сумке, – весело послышалось спереди.
– Да пару наложниц! – хохотнули в строю.
– Семьи старейшин. Лет двадцать назад – за такой выкуп мы бы себе по клану купили, – вздохнул Дед.
Лет двадцать назад племена еще и не думали объединяться, а молодой Гром ходил оруженосцем у кого-то из князей. Теперь другое время, старик. Теперь эта горстка измученных женщин и старающихся казаться невозмутимыми подростков – залог целостности союза, кровью и потом скрепившего многочисленные общины.
– Мы не для этого их спасали, Дед, – протянул я, – но они действительно многого стоят.
– Просто… просто великий был поход.
– Да, о нас сложат красивые баллады, матросы будут распевать их в трактирах, и прекрасные девы
