Сэм Борн
«Последний завет»
Посвящаю эту книгу отцу как свидетельство сыновней любви и бесконечного уважени
ПРОЛОГ
Толпа, будто почуявший запах крови зверь, напирала все сильнее. Люди, миновав арку ворот, присоединялись к тем, что сгрудились перед высокой дубовой дверью центрального входа. Наконец та не выдержала и рухнула на каменные плиты. Коллективный зверь взвыл торжествующим многоголосьем и тотчас устремился внутрь, увлекая за собой и Саляма. В ту минуту подросток ни о чем не думал — он просто стал частью этого вливавшегося в дверной проем людского потока, в котором, помимо мужчин, женщин и стариков, были и дети много младше его самого.
Миновав тесный вестибюль, толпа хлынула в первый экспозиционный зал и разлилась по нему от края до края. В высокие, до самого потолка, окна заглядывала любопытная луна, отбрасывая серебристые блики на толстые стеклянные колпаки, за которыми прятались экспонаты. В первые несколько мгновений люди оцепенели — зверь, дорвавшись до добычи и прижав ее к земле когтистыми лапами, переводил дух. Салям и остальные, замерев на месте, дико озирались вокруг. Национальный музей древностей, личная сокровищница Саддама и вместилище богатств, накопленных за многие тысячелетия народами Месопотамии… Все это было повержено и отдано им на разграбление. Охрана и работники музея сгинули еще вечером, а ночные сторожа бросились наутек, едва завидев приближавшуюся толпу.
Почти благоговейную тишину вдруг взорвал грохот разлетевшегося стекла: кто-то, первым стряхнувший с себя оцепенение, приступил к делу и со всего размаху опустил на один из колпаков тяжелый плотницкий гвоздодер. Это стало сигналом к общей атаке. Помещение тут же наполнилось криками, руганью и звоном бьющихся музейных витрин. У каждого под рукой нашлось что-то подходящее — будь то молоток, топор, лом, кухонный нож или даже просто булыжник. Стеклянные короба один за другим разлетались на мириады осколков, со всех сторон к древним реликвиям тянулись жадные руки.
Слева от Саляма покачнулась и с грохотом рухнула высокая статуя из слоновой кости, десятки сандалий давили декоративные черепки, которыми были усеян теперь каменный пол. Зал, привычный к торжественной тишине, содрогался от криков, воплей, скрежета, звона, топота ног. В дальнем конце его вдруг грянул одиночный выстрел из «Калашникова» — кому-то явно надоело возиться с неподатливым замком. Саляма толкнули в бок, он обернулся и увидел двух прилично одетых мужчин, деловито тащивших мимо профессиональную стеклорезку.
А между тем в зал врывались все новые и новые любители дармовой поживы. Новички не задерживались в уже разграбленном помещении и стремительно мчались дальше. В проеме центрального входа образовалась давка: одни, уже нагрузившись добычей, пытались протиснуться наружу, но с внешней стороны на них напирали все новые волны мародеров. Салям, будто зачарованный, наблюдал за людьми, волочившими шкатулки и ларцы, пластиковые контейнеры и тяжеленные деревянные сундуки. В одном из них он узнал друга своего отца — тот отчаянно пытался вылезти наружу, по багровому лицу его струился пот, он что-то нес в руках, и у него на шароварах причудливо оттопыривались карманы.
У Саляма стучало в висках. Он по-прежнему стоял на месте, будучи не в силах стряхнуть с себя оцепенение. Такую вакханалию он видел впервые. Всех этих людей будто разом подменили. Ведь еще несколько дней назад они держались тише воды ниже травы, жались на улицах к стенам домов, глаза держали долу. При Саддаме никому и в голову бы не пришло сотворить такой массовый погром. Обыватели жили неприметно и всего боялись, их единственным стремлением в жизни было по возможности не привлекать к себе внимания властей. А сейчас эти же люди — он узнавал лица многих своих соседей — словно обезумели и, опьяненные внезапно обрушившейся на них свободой и вседозволенностью, громили и хватали все, что попадалось под руку.
Салям наконец очнулся и потянулся было к ожерелью из оранжевых и желтых камешков, которое валялось у него прямо под ногами, присыпанное черепичной крошкой. Однако в самый последний момент его грубо отпихнула в сторону тучная пожилая женщина в черной шали и тут же повалилась всей тушей на пол, накрыв сокровище своей необъятной грудью. Салям, с трудом устояв на ногах, попятился назад.
Оргия тем временем была в самом разгаре. Самая настоящая оргия, с той лишь разницей, что ее участниками двигала не похоть, а жажда наживы, копившаяся в сердцах людей на протяжении всех последних десятилетий. Зрелище удивительно напоминало сцену взятия неприятельской крепости, когда осаждающие орды сносят ворота, врываются внутрь и начинают жечь, грабить, убивать… не зная страха, не чувствуя вины.
Саляма вновь пребольно толкнули, и он, чтобы не упасть, бросился вперед вместе с очередной партией погромщиков. Через несколько секунд людская лавина вынесла его на лестницу. Кто-то крикнул, что самое ценное охранники наверняка упрятали в подвальных помещениях, подальше от центрального входа. Все устремились вниз. Через пару лестничных пролетов толпу остановила железная дверь. Впрочем, ненадолго. Несколькими ударами кузнечного молота ее снесли с петель, но сразу же за ней обнаружилась совсем свежая кирпичная кладка. Цемент едва успел затвердеть, кирпичи клались явно наспех. Толпа чуть подалась назад, чтобы не попасть под могучий замах кузнеца. Тот перехватил молот поудобнее, рассек им воздух и, дико рыкнув, опустил на кирпичи. В стене мгновенно образовалась дыра, к которой со всех сторон потянулись руки с ломами, тесаками и кухонными ножами. Салям стоял тут же, стиснутый с боков незнакомыми мужчинами. Кто-то сунул ему в руку длинную железную ножку от стола и крикнул:
— Выламывай кирпичи, сын ишака, не стой столбом!
Меньше чем через минуту торопливо воздвигнутая кем-то стена не выдержала и рухнула. Кузнец, весь оранжевый от кирпичной крошки, первым протиснулся в помещение и торжествующе заревел. Салям заглянул внутрь и остолбенел: комната ломилась от сокровищ. Если каменные барельефы древних царей и цариц и высокие глиняные кувшины не привлекли большого внимания толпы, то к бронзовым статуям нубийских красавиц, гобеленам, серебряным и золотым кубкам, тяжелым сундукам и урнам тут же потянулись десятки рук. С дальней стены на этот погром равнодушно взирали воины, запечатленные темной охрой в разгар одного из древних сражений.
Взгляд Саляма растерянно скользил по музейным биркам. «Музыкальный инструмент, лира с колками в виде голов буйволов. Золото. Город Ур. Шумерская цивилизация. 2400 г. до н. э.»… Едва Салям успел прочитать это, как лира исчезла с глаз — кто-то уже торопливо заворачивал ее в грязную простыню. Его взгляд переместился левее. «Священная чаша. Варка. Около 3000 г. до н. э.»… И дальше: «Статуя царя Энтемена. Город Ур. Шумерская цивилизация. 2430 г. до н. э.»… Статую по-хозяйски подхватили сразу двое мародеров и, шумно пыхтя, потащили из зала. Третий семенил впереди, показывая дорогу. Саляму вспомнились школьные уроки по истории и рекламный плакат, гласивший, что Багдадский национальный музей древностей таит в своем чреве сокровища, многим из которых насчитывается по пять тысяч лет! «Здесь вы познакомитесь не только с историей Ирака, но и с историей всего человечества», — любил говаривать их учитель.
Теперь же этот храм науки напоминал скорее овощной ряд на воскресном уличном базаре. Вокруг сновали десятки «покупателей», примеряясь к разложенному товару. Правда, их интересовали вовсе не горки помидоров и разноцветные гирлянды сладкого перца, а статуи и статуэтки, шкатулки и ларцы, кубки и чаши, многие из которых служили своим хозяевам еще на заре человеческой цивилизации…
Вдруг в зале послышалась громкая ругань. Кузнец что-то не поделил с соседом и тут же ринулся в драку. Обидчик, отлетевший от сильного удара назад, задел плечом высокий металлический стеллаж с древними амфорами, и тот, торжественно качнувшись из стороны в сторону, вдруг с немыслимым грохотом обрушился наземь, брызнув в стороны красными и синими черепками. Кто-то сильно пихнул Саляма в спину,
