Ури вернулся вместе с ней к компьютеру. Она видела, как шевелились его губы, когда он читал очередную отцовскую загадку, повторяя про себя: «Иди на запад, юноша, к идеальному городу, что близ Мишкана. Ты отыщешь то, что я приберег для тебя, в древнем лабиринте».
— Хорошо, — коротко бросил он и направился к бару.
Он о чем-то быстро переговорил с официанткой, и та показала рукой в противоположную от дверей сторону. Очевидно, там был пожарный выход из здания. От Мэгги не укрылось, что официантка при этом излишне нежно улыбалась Ури, но тот этого словно бы не видел и оставался все таким же хмурым и сосредоточенным. Поблагодарив девушку, он вернулся к Мэгги, схватил ее за руку и потащил в указанном направлении.
Они уже открыли дверь и ступили на каменную лесенку, как вдруг Мэгги вспомнила, что не выключила компьютер. Их преследователям всего-то и надо, что зайти в клуб и прочитать с экрана подсказку Гутмана- старшего, за которой они так долго гонялись.
Мэгги попыталась освободить свою руку.
— Ури, отпусти. Я забыла вырубить комп. Сейчас вернусь.
— Нет, ты туда уже не пойдешь.
— Но нельзя же оставлять его включенным! Ты что, не понимаешь? Отпусти!
— Нет.
— Отпусти меня, я сказала! Сейчас же!
Он по-прежнему тащил ее вверх, а Мэгги упиралась как ребенок, которого против его желания пытаются вытолкать на прогулку. Ури был сильнее и не оставил ее выбора. Мэгги наклонилась и укусила его за руку чуть повыше локтя. Ури взвыл, хватка на мгновение ослабла. Ей этого было вполне достаточно. Вырвавшись, она бросилась обратно в клуб. Глаза ее далеко не сразу отыскали включенный монитор, окрашивавший в футуристические цвета клубы сигаретного дыма, которые висели в воздухе плотной пеленой.
Вдруг она увидела, что за компьютер уже успела сесть официантка с серьгой в носу. Мэгги быстро подошла к ней и одним движением выдернула электрошнур из розетки. Экран мигнул и погас.
— Эй, вы что?..
Мэгги решила не утруждать себя ответом и поспешила обратно к пожарному выходу. Едва она ступила на лестницу, как сверху протянулась сильная рука и потащила ее вверх чуть не за шиворот. Они быстро вышли на улицу и зашагали к припаркованному «мерседесу».
— Если они тебя не убьют, это сделаю я… — сурово произнес Ури.
— Извини. Но я должна была выключить компьютер.
— Ты там кого-нибудь нового видела?
— Нет, все те же. По-моему… Там было темно.
Ури бросила на нее хмурый взгляд, говоривший: «Боже, с кем я связался…»
— Ну извини!
— Не извиняю.
— Куда мы теперь?
— Не знаю. Куда-нибудь. Подальше отсюда и вообще от Иерусалима.
— Но, Ури…
— Вернемся, когда все успокоится.
Они сели в машину, Ури тут же завел мотор, и они тронулись с места. Мэгги смотрела в окно на первые проблески утренней зари. Город все еще не проснулся. Кроме нищего бомжа, им никто до сих пор не встретился.
— Так что ты думаешь о той надписи, которую мы нашли на острове?
Ури в ответ вновь смерил ее суровым взглядом.
— Ты даже не представляешь себе, до какой степени я сейчас… ненавижу своего отца! Меня бесят его загадки, ты понимаешь, бесят! Сколько народу уже погибло, а он все никак не наиграется! Старый мерзавец!
— Ури…
— Перестань, Мэгги. Не пытайся его выгораживать. Из-за него убили маму, а теперь он подвел под монастырь и меня. Прекрасно! И все из-за чего, спрашивается? Из-за какой-то паршивой полусгнившей таблички, которая доказывает, что он и его друзья были правы насчет «священного Израиля»! Он был не в силах перетянуть меня на свою сторону, когда был жив, но ему удалось, черт возьми, заставить меня работать на эту бредовую идею уже после его смерти! Он превратил меня в какого-то адепта… послушника…
— Ты можешь по-человечески сказать, как ты понимаешь эту надпись?
Он вздохнул и стал смотреть на дорогу. Долго молчал, а потом буркнул:
— Тут и гадать нечего.
— Я вся внимание.
— Но я сомневаюсь, что мы там что-нибудь отыщем. С таким же успехом он мог положить свою табличку на оживленной улице.
— Ты скажи мне, а потом разберемся.
— А ты еще не догадалась?
— На Храмовой горе?
Ури лишь хмыкнул в ответ.
Господи, это же гениально! Где еще прятать завещание Авраама, как не там, в том самом месте, которому оно, собственно, и было посвящено?
— Что такое Мишкан?
— Храм, дворец. Мишкан — это все пространство, центром которого теперь принято считать Храмовую гору. Но на самой горе можно не искать. Евреи туда нынче не ходят. Во-первых, там только мусульманские мечети, а во-вторых, это слишком святое место. И потом, отец четко дал понять, что спрятал табличку не там, а в лабиринте.
— В каком лабиринте? Откуда ему там взяться?
— Несколько лет назад археологи раскопали туннели, которые тянутся вдоль Западной стены.
— Археологи?
— Отец и его друзья-товарищи. То, что тебе известно как Стена Плача, — лишь малый фрагмент. А они раскопали всю стену, которой был обнесен город. Раскопки, между прочим, велись прямо под мусульманским кварталом. Разумеется, это была и политическая акция, из-за которой все в Иерусалиме посходили с ума.
— В каком смысле?
— В прямом. Арабы заявили, что отец хочет сделать подкоп под Купол Скалы… Видела на Храмовой горе мечеть с золоченой маковкой?
— Видела.
— Мусульмане считают, что именно в том месте пророк Магомет вознесся к Аллаху на крылатом коне. Это священное для них место. И как еще они могли отнестись к раскопкам, начатым евреями? Но отцу этого показалось мало. Он решил позаботиться о туристах, видите ли. Мол, какой смысл гулять по туннелям и потом возвращаться к тому же самому месту, где ты спустился в них? И он устроил другой выход из лабиринта — в самом центре мусульманского квартала.
— Провокация?
— Именно.
— Зато теперь мы точно знаем, что он имел в виду под «древним лабиринтом». А его приказ «иди на запад», следует понимать как «иди к Западной стене». А Иерусалим, конечно, идеальный город. Самое священное место на Земле. Но…
— О черт! — вдруг в сердцах воскликнул Ури.
Мэгги увидела, что тот напряженно смотрит в зеркальце заднего вида. Она глянула через плечо и тоже заметила преследователей. К тому времени они уже успели выехать из города и теперь взбирались по горной дороге. По обеим сторонам ее тянулись острые скалы, в которых еще и сейчас время от времени можно было увидеть ржавые останки боевой техники — наследие войны 1948 года, когда евреи сражались
