поэзии Руми чаще, чем в других поэтических произведенеиях такого рода, встречаются образы, построенные на упоминании Иисуса и девы Марии, хотя подобные аллюзии были в мусульманской поэзии общим местом. Руми даже цитирует пассажи из Библии, которая намного реже упоминается в мусульманской поэзии. Однако в целом его труды без натяжек могут быть интерпретированы с помощью Корана и хадисов.
БОГАТСТВО МЕТАФОР
Образность Руми - и в лирической поэзии, и в 'Маснави' - впитала в себя традиции его времени. Нет ни одной поэтической формы и риторической фигуры, которые бы он не использовал с великим мастерством. Тем не менее, иногда ему надоедает выдумывать изящные рифмы, и он то заполняетстроку ликующими возгласами, например 'тирилала!', то словами, используемыми для обозначения метрических схем - муфаилун фаилатун. Обычно Джелалэддин пребывал в возвышенном состоянии духа и в такое же состояние приводил своих слушателей, обещая раскрыть им тайны любви. Неверно было бы полагать, что он надоел читателю постоянными повторениями высокопарных религиозных идей. Напротив, мало найдется поэтов, особенно среди мистиков, чей словарный и образный репертуар был бы так же богат, как у него.
Руми часто использует простейшие жизненные ситуации, чтобы привлечь внимание читателя.
Конечно, дальше оказывается, что речь идет о болезни любви, как мы можем заключить из тщательного описания не слишком возвышенных симптомов:
и тайна влюбленного раскрылась (или раскроется через девять месяцев).
(Газель 1198).
Кошка, которую несут в сумке, неустанно взлетающей то вверх, то вниз, напоминает поэту о влюбленном, несомом рукой любви.
Сердца и головы влюбленных горой лежат перед возлюбленной - как в лавке мясника, торгующего головами и потрохами
(Газель 1600).
Образ друга во сне наведывается в парную баню слез,
где сторожем служит зрачок поэта ('человечек глаза')
(Газель 3037).
Во многих стихах присутствует своеобразное чувство юмора; порой Руми не стесняется употреблять самые грубые выражения, чтобы шокировать своих слушателей, а возможно, и чтобы пробудить их от сна. Он даже писал пародии, высмеивая традиционные способы поэтического выражения.
Джелалэддин описывает свое томление в драматических образах:
- жаждет, как песок (Газель 1200);
- обуреваем вечной жаждой влюбленного, желающего все больше и больше любви,
жаждой дюн, которые без остатка впитывают влагу, как только она попадает на них.
- cпит ли когда-нибудь влюбленный? Нет, сон лишь взглянет на него и уходит прочь к другому;
(Газель 1444)
- несчастный сон либо умирает, вкусив отравленных слез из глаз (Газель 779),
- либо находит сердце влюбленного 'невкусным', вдобавок на него обрушиваются 'кулаки любви', и он в конце концов убегает прочь, исполненный печали (Газель 500).
МИСТИЦИЗМ
Мистическим содержанием наполняются и народные сказки и анекдоты о Ходже Насреддине. Непристойные сцены, которые встречаются главным образом в пятой книге Маснави, неожиданно оказываются мистическими аллегориями: 'мои грязные шутки (хазал) - вовсе не грязные шутки, а наставления' ('Маснави', 5:2497). Временами образность его становится фантастической, зловещей и неуклюжей. Подсознательное видение крови Шамсэддина у дверей вдохновляет его на самые мрачные и потому наиболее впечатляющие стихи в 'Диване'. Там есть, например, в начале стихотворения строка, примечательная аллитерацией:
(Газель 1304).
Или в похожем контексте:
Эта земля не прах, она - сосуд,
полный крови, крови влюбленных</i>
(Газель 336).
А вот стихи, написанные изящным метром, полные нежности:
(Газель 2728).
(Газель 697).
Эти стихи содержат незабываемые образы, которые, хотя и заимствованы по большей части из традиционного инвентаря персидской поэзии, передают совершенно другие чувства, что достигается изменением какого-то одного оттенка или добавлением какого-нибудь эпитета.
Представители раннего суфизма в произведениях Руми (равно как у Санаи, в еще большей степени у Аттара) становятся символами различных духовных стадий и состояний.
Многочисленные аллюзии на Халладжа, мученика любви, заполняют 'Диван' и 'Маснави' Руми. Стихотворение Халладжа
Небытие необходимо для становления и бытия. Все учителя взыскуют небытия и уничтожения, потому что только тогда Бог может иметь с ними дело ('Маснави', 6:1467-1474). Аттар уже говорил о необходимости 'быть съеденным'; и Руми, с его необычайной приверженностью к 'кухонным' образам, подражает ему в этом. Жизнь - постоянное движение, и ни одна ступень не может быть достигнута, пока не будет пройдена предыдущая. Караван должен быть готов к звуку колокола, который призовет его в путь к новым стоянкам (Газель 1789). Из пыли вырастают растения, которые в свою очередь превращаются в высшие формы жизни путем уничтожения.
Иногда Руми употребляет коммерческую терминологию, почерпнутую из Корана:
('Маснави', 6:880-881).
Описание у Руми этого направленного вверх движения души (обычно объясняемого как поэтическая версия неоплатонической идеи воврата души к ее божественному источнику) вызывало интерес западных ученых с самого начала их знакомства с поэтом.
Более 150 лет назад Рюккерт перевел на немецкий язык соответствующий пассаж из 'Мaснави' (14, 3:3901-3906), опустив, однако, две последние, решающие строки: