26. Ночь озарений
— Не спится, Джантар? — донёсся голос Фиар из темноты.
— Не спится, — ответил Джантар. — Разве уснёшь: уже ночь, а ничего не решили, и я ни на что не смог настроиться. Будто мешает сама аура местности: везде солдаты, тюрьмы, да и сами таёжники чего стоят. По голосам уже чувствуется, что за люди. И у проводников дела с ними: что-то передают, принимают явно незаконно… А представь: знали бы те, снаружи, что тут, в вагоне — дети? И это та же страна, та же Лоруана! Итагаро одно время жил здесь… Не побывав, так не поймёшь, не почувствуешь… Но как представить единое человечество — с теми, кто охотится для забавы, и стаканами опрокидывает в себя наркотик? А их тут целая тайга! И уже сколько проехали дальше на юг…
Они стояли у окна в 'вестибюле' вагона, рядом со столом для сортировки почты. Мертвенный свет сквозь матовое окно едва позволял что-то видеть лишь вблизи; проход же, где на полках спали остальные — тонул в непроглядной тьме после того, как проводники зачем-то погасили слабое ночное освещение.
— И легко ли решить, — согласилась Фиар. — Что делать сейчас, и вообще. Не предполагали себе такой судьбы…
— Всё человечество такой не предполагало, — добавил Джантар. — А теперь будто глухо ко всякому, кто может предложить иное…
— Хотя Чхаино-Тмефанхия предлагает — и почему всем не идти её путём? Отвергать на уровне одних эмоций: как кто-то смеет благополучно развиваться, когда другой бедствует… Но что для этих бедствующих сделать? Сколько им ни дай — всё кажется, что другой имеет больше. Гонка приобретательства, обладания, кому-то надо быть арбитром и контролёром между ними — когда боятся упустить выгоду, вырывая одни у других… Один рвётся изо всех сил, чтобы заработать побольше, другой — безработный, в итоге несчастны оба… Но чем и как насытить тех, кто просто хочет иметь больше кого-то? При том, что ресурсы планеты действительно не безграничны…
— И ещё нужен кто-то в качестве врага, на кого списывают грехи, пороки, неудачи, а по возможности на нём и вымещают, — добавил Джантар. — И как равно ни поставь их в одном поколении — дети и внуки потом не равны. Кто-то отнимет что-то у своих детей, в чём-то ограничит, а потом — в исступление: этим свободно пользуются дети других! И похоже, первопричина — в инстинктах. Древних животных программах человеческой психики…
— Но и не проповедовать же прямо такое. И как идеология подполья… вряд ли, — ответила Фиар. — Это же заявить кому-то: он неполноценен как разумный! Кому-то, кто тоже считает себя таковым…
— Считает, так пусть не ведёт себя с людьми как животное, — ответил, подходя сзади, Лартаяу. — Ни в своей семье, ни с другими детьми. Да, и я не сплю, всё думаю… А то сами оправдают что угодно тем, как с ними обращались в детстве — а тебе в тринадцатом поколении припомнят, чей ты потомок! И у самих нищие и незнатные предки всегда найдутся для сравнения… И всякие права у них означают: в чём-то возвышаться над бесправными, свобода — над несвободными… Да, но всё просто и ясно в теории, а попробуй скажи им прямо: извините, но мы — люди, и хотим строить своё, человеческое общество…
— А сказали ещё в 72-м веке, — ответила Фиар. — Грабитель, насильник, рабовладелец — не человек, и подлежит истреблению как опасный хищник…
— Но и было чётко и ясно, — напомнил Лартаяу. — Явная война, явные враги… А теперь как будто мирное, цивилизованное общество, лишь снисходительное к некоторым недостойным атавистическим проявлениям! Объяснят бедностью, невезением, неустроенностью — чем угодно, но не личным несовершенством! И готовы вновь и вновь что-то перераспределять в чью-то пользу, для компенсации недостатков… Кто-то всегда в долгу, а кто-то творит зло, оправдываясь тем, чего ему ещё не дали — и только его надо понимать, ему сочувствовать — а попробуй тот сказать, что хотел бы провожать детей в школу без страха за их жизнь! Какой сразу поднимется вой этих не могущих себе на что-то заработать, 'воспитывающих без отца', 'настоящих мужчин', которые 'имеют право' глушить наркотиком малейшие трудности в жизни…
— Там на стройке какая-то психопатка орала почти нечеловеческим голосом, что воспитывала без отца… наверно, кого-то из тех четверых, — вспомнил Джантар. — Будто я виноват и в этом… Способны они понять, что мы — люди, и у нас тоже семьи? Или мы для них — только образ врага, который 'всё имел'?
— Между собой это понятно и очевидно, а скажи такое вслух… — повторил Лартаяу. — Когда лоруанская культура во многом основана на чём: виноват более достойный, его дело не возмущаться — а прощать, страдать, жертвовать, даже быть готовым ответить за чужую вину! Есть в их характере: готовность скорее безвинно пострадать, чем отстоять права! Хотя годится, пока сам не стал пострадавшей стороной… Но видите, каждый считает: это отвлеченность, его не коснётся! И встают на защиту этих, которым 'не повезло в жизни', и не думают: с чем не повезло, кто чем обделён? И почему один и в трудных обстоятельствах — человек, а другой, чуть что — в животное? Или… эти 'добропорядочные граждане' интуитивно и ощущают себя наравне с теми, кому ничего не стоит ограбить, ранить, убить? Так тем более: с кем мы составляем один вид и одно человечество? И вывод — такой, что страшно… Никакое совершенное общество вместе с ними создать нельзя — и реальна вместо общества равных в достоинстве лишь плавная градация: от 'почти человека' до 'почти не человека'? И если все наравне, то наравне с худшими, а если кто выше кого-то, сразу вопрос: почему? А пока — формальная традиционная нравственность и выше самой жизни…
— Но это уже слишком… — ответила Фиар. — Хотя, имея опыт, как у нас… А заявить такое — действительно получится, что всё безнадёжно. Создать единое человечество, чья нравственность отвечала бы нынешнему уровню техники — нереально…
— И я боюсь такого вывода, — признался Лартаяу. — Но пока в жертву инстинктам и традициям приносятся конкретные судьбы и жизни — а нас убеждают: мы не лучше тех, кто недалёк от дикой природы, и потому недоступное некоторым надо отнять у всех, пусть это и означает крах человечества вообще. И лоруанцы в массе будто смирились, им всё равно! Так что хочется иногда сказать: ну и пропадайте с вашей тупой безнадёжностью и притерпелостью к злу, но не тащите на дно других, разлагаться вместе с вами…
— Но планета одна, — Джантар напомнил Лартаяу его же слова. — И в их руках та же мощная высокоразвитая техника. И тоже страшно: мощь и знания цивилизации — в руках тех, кому всё безразлично, и нечего терять! Или думают, что нечего…
— И всё искали блага лишь для слабых и несовершенных, — ответил, подойдя, Талир. — Не открыть дорогу тем, у кого знания, энергия, воля — именно освободить слабых, перевоспитать несовершенных, достичь равенства! А теперь это слишком явно не удаётся — и сорвались в истерику вместо поисков выхода…
— И всякий раз получалось: отняв у тех, кому нужно, дали тем, кто не знал, что с этим делать, — ответил Лартаяу. — Но теперь просто не до того! Цивилизация требует сознательной личности, в ней некуда девать тех, кто хочет лишь примитивно разбогатеть, 'выбиться из нужды'! И у самой цивилизации столько своих проблем, ей некуда принять массу вчерашних первобытных людей, и некогда ждать, пока до чего-то дозреют! И сколько можно 'дозревать', до каких пор на наши города будут сваливаться всё новые толпы неграмотных и неимущих? И чья вина, что кто-то бежит от своей судьбы, но никак не может приспособиться к чужой? И чего хотят от цивилизации? Вот они бедные, нищие, неграмотные, поклоняются странным богам и духам — и куда их девать в городе, на какую работу устроить? Придумывать ненужные производства, чтобы занять всех, немыслимо — а паразиты, насильники, вымогатели в городе тоже не нужны?
— Уже обсуждаете идеологию предполагаемого подполья? — переспросил Талир.
— Пока хотим разобраться для себя, — ответил Лартаяу. — И видишь, что получается…
— И перед кем ставить вопросы? — добавил Талир. — Перед теми же властями, думаете, можно?
— Да как сказать… — задумался ответить Лартаяу. — С одной стороны, человек на высоком государственном посту сам должен понимать это. A, с другой — имея такой опыт столкновений с непробиваемой чиновничьей тупостью, не знаешь, что и думать. Да ещё кассеты… И, если есть план тайных сил, кто-то хотел, чтобы мы сделали запись для серьёзной цели…
— То где наконец этот кто-то? — переспросила Фиар. — Сам не может до нас добраться? Или ждёт,
