униженно объяснять тому, чья специальность — хватать, обыскивать, допрашивать. Тому, для кого люди — объект охоты, о котором не думают, что он, возможно, ничего не хотел «нарушать», а просто ошибся, или устал, или болен…
…А сами больные? Сколько Джантар знал и таких случаев! У человека просто трудности с речью, координацией движений, зрением, слухом, нервный припадок, галлюцинации, внезапная рвота, ещё что-то подобное — а его хватают, тащат в полицию, и там пытаются «призвать к порядку», как здорового хама, иногда — с трагическими последствиями из-за не оказанной вовремя помощи… Ведь сами только понимают: что им, высшим существам, кто-то посмел нагрубить, не ответил сразу на какой-то вопрос, пытался вырваться!.. То есть — человек должен бояться даже продемонстрировать в их присутствии свое нездоровье? Быть готов оправдываться за то, что как-то «не так» говорит, ходит, видит, слышит? И это та самая власть, что широко декларирует снисхождение к бедным, слабым, отсталым, защищает малограмотных от образованных, деревенских — от городских, и даже опять-таки чьё-то слабое в старости здоровье — от дикой молодой энергии? «Защищает» так — что выигрывает от этого лишь тупость и наглость под маской слабости и смирения, а кому действительно трудно — ещё сам рискует оказаться жертвой тупой безмотивной агрессии безграмотных «представителей власти», тоже нередко набранных «из низов»?..
…А просто расследования ни с того ни с сего, на пустом месте — как случай с Фиар? И сколько настоящих трагедий с таким началом: кому-то показалось, что кто-то слишком быстро идёт по улице, не оборачиваясь на чей-то крик; или слишком громко спорит с кем-то; или слишком долго стоит у какой-то двери, всё думая, входить или нет; и то, что начиналось по доносу чрезмерно бдительного подонка, опять же с одного лишь «сопротивления», «неповиновения», «грубости» — заканчивается в морге, психбольнице, приюте для тяжёлых инвалидов? Хотя с самого начала ровным счётом ничего не происходило… Будто в сравнении с «представителями власти» и взрослый — низшее, неполноценное существо, которому нельзя дать самому разобраться и в самых малых своих проблемах, конфликтах — потому что опять же кому-то так удобнее управлять обществом… А изломанные судьбы невинных — стало быть, неизбежная плата за порядок и стабильность в обществе, издержки, отходы такого управления им? И кто-то должен смириться: его жизнь, его судьба — отходы? Он — мусор под ногами такой власти и законов?.. И даже на Каймире — как показал позавчерашний случай — не забудешь об этом. И здесь представитель власти, если сам не каймирец — вряд ли сразу распознает в честном человеке его честность. Скорее — с ходу поверит чудовищным измышлениям, примет больного за пьяного, жертву — за преступника, а проблемы, которые власть и должна помочь разрешить — за неуважение лично к нему, представителю власти… И вряд ли его интересует: чем это может обернуться как для больного — с которым обращаются как со здоровым, так и для здорового — который постепенно становится больным, пока кто-то не может разобраться в хитросплетениях противоборствующих сторон, сомнительных уликах, и противоречивых показаниях людей, спасающих каждый себя и своих близких перед лицом таких вот «высших существ»? Которые считают справедливой одну и ту же меру ответственности: за причинение физических страданий — и путаницу в деньгах или документах; сознательное действие — и случайную ошибку; и главное: для человека с мировоззрением дикого животного — и образованного, как сказали бы раньше, из высших слоёв общества! Для них все — «одинаковые граждане» в том смысле, что каждый в принципе — вор, наркоман и хам, и лишь они сами столь выше всех прочих, как древний вельможа — последнего из слуг…
А современный человек — уж, по крайней мере, не тот неграмотный древний слуга или крестьянин! Ему приходится овладевать сложнейшими профессиями, иметь дело с чрезвычайно мощной и сложной техникой, принимать решения, от которых зависят судьбы многих людей, иногда — в условиях острого дефицита времени и информации!.. А потом кто-то, развалясь в уютном кресле, тупо и медлительно решает: как тот имел, а как не имел права поступать? Сам даже не обязанный обладать конкретными знаниями и навыками на уровне того же хирурга, компьютерного техника, члена экипажа вертолёта или дирижабля — с него довольно, что он по должности состоит при цитатах, запросто ломающих судьбы людей. Имеет право запросто ворваться куда угодно с обыском, допросом, арестом, спросом с кого-то так, будто тот всегда всё знает и может предвидеть (причём иногда и за пределами его компетенции — даже этих пределов как «высшее существо» не обязан знать). Это пусть другие делают конкретные дела, рискуют, ошибаются, его же роль — возвышаться над всем этим с многозначительно-угрожающим видом, чтобы каждый чувствовал: у него нет права на разумный риск, он не уверен, что меньше рискует своей судьбой, не нарушая закон, чем нарушая… И что им даже тревога за судьбу цивилизации: всегда можно, не считаясь с обстоятельствами, отыграться на конкретном человеке, наплевав на его совесть, переживания, растоптав честь, судьбу…
Но… что получается? Они уже готовы на откровенный (во всяком случае, для себя) конфликт с властями, с законом?
Да — он, Джантар, и не помышлял о таком. И сейчас — не по себе, произнося это даже мысленно… Но во всяком случае, они не идут на что-то плохое, позорное — и уж явно речь не о том, чтобы подвергнуть опасности ещё кого-то! А лишь — о том, чтобы неоправданные моральные сомнения не помешали осуществить задуманное. И ещё — увы, о том, чтобы верно представлять последствия… А если и думать, какую власть не подвести — то местную, каймирскую. Лоруанская — всё равно не оценит никаких добрых намерений, положительных качеств. Она лишь опутывает человека множеством унизительных ограничений, ставит ловушки в виде статей законов — превращая в запуганную, загнанную дичь…
…Какой-то шум из-за дома, со стороны калитки, привлёк внимание Джантара. Он вздрогнул и обернулся — но сразу по каким-то признакам понял: беспокоиться не о чем. Даже прежде, чем успел узнать голоса Лартаяу и Фиар, которые негромко переговаривались — и, судя по напряжённым придыханиям, несли что-то тяжёлое. Неужели…
— Джантар, нам удалось, — возбуждённо прошептал Лартаяу, появляясь из-за угла дома — и крепко держа обеими руками длинную рукоять чего-то (в которой Джантар почти сразу узнал перекладину ящика из видения). — Он даже ничего не заметил…
— Оказывается, у него какое-то оборудование успело прийти в негодность, — объяснила Фиар, появляясь следом. — Так Лартаяу сумел убедить его, будто в числе прочего перегорел терминал. А сам толком не помнит, что у него исправно, а что нет, вот мы и воспользовались…
— Едва он ушёл, — добавил Лартаяу. — А то сначала был дома — но мне удалось в разговоре подвести его к мысли о перегоревшем терминале, и представляешь, он поверил!
— Мы даже успели побывать у Герма, сказать, что свой терминал он может оставить на месте, — продолжала Фиар, когда они вносили ящик в дом. — Кстати, ящик тоже дал Герм…
— Джантар знает, — донёсся голос Лартаяу уже из коридора в доме. — Я говорил, это было в его видении… Куда поставим ящик?
«И как будет? То есть… всё-таки сегодня, сейчас? — подумал Джантар. — И мы уже идём на такие приготовления — к чему? К записи того, что выдаст нам поисковая система на этой странной линии? Но откуда уверенность, что именно в этом архиве есть… Вот именно: отдельные фрагменты, случайные кадры для чисто публицистического фильма, которого нет в готовом виде?.. Но явно рассчитываем на что-то реальное — иначе и не решились бы. И всё-таки похоже на план отчаяния, возникший из отсутствия других планов…»
— Вот у нас есть и терминал, — сказал Лартаяу, выходя из дома во двор. — Дело за видеомагнитофоном. И за лестницей — но её возьмём без проблем. Герм уже нашёл…
— А «взрослая» одежда для Донота? — напомнила Фиар. — Джантар, ты точно видел его в такой? Как раз с этим могут быть сложности…
— Мне так показалось… — ответил Джантар, снова пытаясь припомнить то мгновенное видение. — Правда, сумерки, не очень видно — но кажется, в чём-то таком… И не забудьте: мы собрались идти туда ночью…
— Ночью… — повторила Фиар. — Нет, но если ты видел нас уже этим вечером, в этих сумерках — должны выехать, пока светло! И нас могут увидеть, узнать! А Донот будет в такой одежде…
— Нет, явно утренние сумерки, — ответил Лартаяу, — и на обратном пути. Ведь если под утро идти ещё только туда — когда же возвращаться? Итак, проблему с терминалом, и в чём его нести — решили, с лестницей — в принципе тоже, а вот как у Итагаро с видеомагнитофоном… Или чей возьмём?
