тонов. Впрочем, могли быть разные объяснения: то ли воздух над пустыней Западного континента был столь прозрачен, то ли наоборот — содержал взвесь мелкой жёлто-оранжевой пыли, то ли дирижабль в момент этой съёмки летел совсем невысоко…
— … В пробах воздуха, которые исследовала Инал Юкар, — заговорил дикторский голос в следующем кадре, где было показано, как она это делает, — были обнаружены безъядерные организмы, встречающиеся на этих высотах в атмосфере по всей планете. Однако по данным дистанционных наблюдений поверхности грунта по-прежнему нельзя было сделать вывод о наличии в пустыне Западного континента какой-либо органической жизни, — пока диктор произносил эти слова, кадр сменился другим: на экране компьютера сдвигались, сливаясь воедино, какие-то квадратные изображения (должно быть, снимки одного и того же участка пустыни в разных спектральных диапазонах, или как-то по-разному обработанные на компьютере), и затем на получившемся суммарном изображении ещё что-то выделялось белыми и жёлтыми линиями; а потом, уже в следующем кадре, по другому экрану бежали какие-то кривые, и на координатных сетках выстраивались столбики диаграмм…
И вдруг…
Единый вздох вырвался у всех…
Такого, кажется, никто не мог ожидать — столь укоренилось в умах представление об абсолютном безводье внутреннего плато Западного континента, о самой сухой пустыне на планете, где миллионы лет не шёл дождь! И тут вдруг — экране, видимая через тот же иллюминатор дирижабля… по дну широкого ущелья, с ярусами террас прежних русел — змеилась чёрная лента реки! И этот кадр снова оказался беззвучным, не сопровождаясь дикторскими комментариями…
И здесь, в комнате, стояла тишина — никто не мог произнести ни слова. А река всё плыла и плыла внизу, под иллюминатором — в этом, ещё и так неожиданно долгом, кадре…
— … По итогам заседания Международной комиссии по изучению Западного континента, — вдруг снова особенно резко ударил по нервам и аурам дикторский голос, когда изображение вновь сменилось (и это был огромный эллиптической формы стол, со множеством разложенных на нём карт и ещё каких-то бумаг, за которым сидели как крупные военные чины разных стран, так и гражданские — должно быть, тоже весьма высоких рангов, но уж очень похожие в своих одинаковых убого-стандартных костюмах на загнанных рутинной работой мелких служащих, да и сами по себе какие-то одинаковые на вид — среди которых выделился спокойной сосредоточенностью один-единственный чхаинец, чья яркая зеленовато-жёлтая одежда, чем-то похожая и на лётные комбинезоны его соотечественников, ещё более подчеркивала контраст с общей однообразно-мрачной измотанной озабоченностью), — рассмотревшего чрезвычайное сообщение командира дирижабля, было принято решение совершить посадку вертолёта для взятия проб грунта и речной воды в местности, находящейся в среднем течении реки, и затем продолжить полёт в сторону её истока, а в дальнейшем — и в обратном направлении, к устью…
Джантар не понял: имелся в виду рейс лишь вертолёта, или всего дирижабля — да и не это привлекло его внимание. Ведь на экране, появились два человека, входящих в реку с какими-то приспособлениями (очевидно, для взятия проб воды), и уже не в лётных комбинезонах, скорее — для подводного плавания! А ведь, если такое снаряжение у них было — экспедиция с самого начала планировалась не в безводную пустыню! Или… попросту спасательное снаряжение, взятое на случай посадки в океан — пригодилось таким образом?
— Смотрите, в чём они… — донёсся удивлённый шёпот Фиар. — То есть они знали…
— Что знали? — не понял Итагаро.
— Что там будет вода… — ответила Фиар. — Ты же видел, в чём они были… (На экране в этот момент — видимо, уже в лаборатории чьи-то руки набирали пробу воды пипетками, распределяя по пробиркам и стаканам.)
— Это у них было просто на случай посадки на воду, — предположил Итагаро. — Летели-то над океаном…
— … Анализ проб воды и донного грунта, — снова зазвучал дикторский голос, — выявил наличие микроорганизмов, не все виды которых удалось идентифицировать как известные фархелемской науке, а также примитивных многоклеточных и растительных организмов, которые также но во всех случаях удалось достаточно убедительно классифицировать. (Сами организмы показаны почти не были: на экране продолжался процесс лабораторного анализа проб, чьи-то руки ставили стаканы и штативы с пробирками в шкафчики — возможно, термостаты; затем на каком-то экране мелькали пересекающиеся кривые разных цветов; и лишь на мгновение мелькнул ещё другой экран с изображением прозрачного, похоже, всё-таки живого объекта.) На основании полученных результатов было высказано предположение, что во внутренних районах Западного континента за долгие миллионы лет практически полной естественной изоляции от остальной биосферы планеты эволюция живой материи шла своим, особым путём — и вместо того, чтобы привести к возникновению и развитию высших форм органической жизни, избрала путь дальнейшей узкой специализации примитивных организмов, их приспособления к конкретным, мало меняющимся на протяжении миллионов лет, условиям существования, что привело к значительному упрощению их строения — и это обстоятельство весьма осложнило для исследователей задачу определения возможных филогенетических связей с известными науке видами живых организмов других континентов, — неуверенность в голосе диктора, с которой он произносил эту длинную фразу, выдала: сам он вряд ли толком понял, о чём в ней шла речь. («Наверно, тут и текстовый брак, — даже подумал Джантар. — Озвучено кое-как, наскоро составленными фразами…») — И поначалу дальнейшие исследования, казалось, лишь подтверждали это предположение…
И вновь Джантар не сдержал вздох удивления. На экране появились уже целые заросли непривычного сине-зелёного цвета со спирально закрученными у вершин стеблями — так похожими и на те реликтовые деревья Вокзального проспекта, и на родственные им, известные лишь по отпечаткам в слоях древних пород, вымершие формы, но при этом — с какими-то красными гроздьями на нижних сторонах отдельных, листообразно расширяющихся ветвей!.. Затем изображение сдвинулось в сторону, появилась картина речного мелководья: под заметно струящейся водой колыхались желтовато-зелёные венчики не то листьев растений, не то щупалец актиний. (Причём в том и в другом кадре масштаб было не с чем соотнести: никаких привычных глазу ориентиров не было; лишь по труднообъяснимому интуитивному ощущению — и эти сухопутные растения таких «древних» форм, и водные не то растения, не то актинии показались Джантару непомерно огромными.) …А затем на экране снова поплыли заросли уже других, более привычных на вид растений, о размерах которых трудно было сделать даже такое интуитивное предположение: могли быть и деревья, снятые с большой высоты, и кустарники или даже травы — с малой…
«И природа в итоге отобрала те же формы как наиболее совершенные, — подумал Джантар. — Хотя и эти, древние, сохранились… В самом деле — сколько миллионов лет длилась изоляция?»
— … Однако вот этот ландшафт, который участники экспедиции увидели утром 22 радана, — продолжал тем временем диктор, — заставил их серьёзно усомниться в первоначальных выводах. Ведь теперь это были уже явно высокоорганизованные формы жизни, близкие к тем, которые мы привыкли считать современными…
«И сколько продержались первоначальные выводы? — удивился Джантар. — Всего один день? Если первые рейсы вертолёта были 21-го… И… зачем вообще скрывали? Эту реку, заросли? Что тут такого?..»
На экране ещё сменилось несколько кадров с разными ландшафтами и растительностью (снова без дикторского текста); затем — кадр с видом лаборатории, где на столе лежали образцы растений, и кто-то (нисколько не похожий на Инал Юкар) рассматривал что-то в микроскоп; в следующем кадре — вновь появились заросли, уже определённо с полёта на небольшой высоте…
И вдруг — заросли резко оборвались. Только что вертолёт (или весь дирижабль: откуда велась съёмка, понятно не было) летел над сплошной густой зеленью — и вдруг между ветками на заднем плане стало открываться что-то очень похожее на правильные квадраты вспаханных полей или огородов; а затем, спустя мгновение, когда последние деревья скрылись за обрезом кадра — посреди огородов стали видны
