расходовать зря энергию…
Подвал остался освещён лишь узкой серой полоской света снаружи. Сквозь приоткрытую щель ворвался ритмичный cтук колёс по рельсам.
— Вагон идёт, как ни в чём не бывало, — прошептал Итагаро. — Или нет, большой грузовой состав. Какие-то заводы в пригородах ещё работают… Вот и пойми, насколько жизнь вышла из привычных рамок. Многих ли забрали, многих ли семей это коснулось…
— Подожди, — резко шепнул Талир. — Я, кажется, поймал мысли солдата…
Все сразу затаили дыхание. И наверху, в доме, не раздавалось никаких звуков — лишь продолжающийся перестук колёс не давал наступить полной тишине. Все напряжённо ждали.
— Да, он тут один, — наконец прошептал Талир. — Нo по углам переулков везде тоже солдаты. Поставлены так, чтобы видели друг друга, незамеченным на пройдёшь. Хотя пока никого не задержали… Да, и вот слышу, он ещё думает: всё, никому больше никаких поблажек, а то кто-то должен был отбывать сполна, а другим — льготы… Я даже послал ему мысль о слепых и парализованных — а он в ответ: чем они лучше? Пусть или учатся как все — или живут в интернатах как все…
— Ну, особи рода человеческого… — Итагаро, как показалось Джантару, судорожно сжал приклад пулемёта. — Хотя какие особи — стадо скотов… Но давайте подумаем: какую ещё информацию можно из него вытянуть?
— Куда всех забирают, и что там с ними будет, — сразу предложил Лартаяу.
— То ли медицинские обследования, то ли какие-то учения… Кто для чего-то годен — тех в тренировочные лагеря, не годен — в интернаты. Да… — вдруг странно изменился шёпот Талира, — и ещё… что-то о законах военного времени…
— Военного времени? — выдохнула Фиар. (Джантар вновь бросило в приступ дурноты и озноба, едва он услышал это.) — Ты ничего не перепутал?
— Хотел бы перепутать такое, но кажется, нет… — сведённым судорогой шёпотом подтвердил Талир. — Именно так: об ответственности за укрывательство по законам военного времени… Но — за укрывательство, больных, инвалидов? Не понимаю…
И вновь повисла тишина — страшная, оглушённая, в которой никто не решался произнести ни слова. Но было в этой тишине и что-то готовое взорваться, разлететься огненными брызгами гнева, ярости… А в сознании Джантара, ещё пытавшемся судорожно ухватиться за остатки привычных представлений о нормальной жизни — уже проносились и совершенно дикие образы: страны, oккупиpoвaннoй coбcтвенной армией; принудительной мобилизации — тех, кому не по силам и просто учиться в школе 'как все', не то что быть угрозой для военных и государственных интересов… (Хотя уже трагический парадокс был в том, что именно таким людям пришлось взяться за оружие, защищая себя, своё здоровье и человеческое достоинство — от вконец обнаглевших и утративших человеческое подобие 'представителей власти'! Вот и стояли тут же, в подвале, пулемёты, захваченные как боевые трофеи…) И всё же: что за 'военное время' могло заставить кого-то пойти на такое? Что, в каком масштабе должно случиться — чтобы кто-то, не дрогнув, отдал приказ применять против мирных подростков боевое оружие и отравляющие газы прямо в подъезде жилого дома?..
— Но… если 'военное время', — наконец решилась заговорить Фиар, — с кем же война? Напали страны Шемрунта? Или Экватора? Или Уиртэклэдия в который раз решила отделяться? И всё равно, при чём тут больные?
— Подождите, — ответил Талир. — Надо ещё раз проверить. Вдруг это сумасшедший с больной фантазией? А мы уже делаем из его мыслей такие выводы…
Эти слова вновь произвели ошеломляющее действие. Схлынуло страшное, чудовищное напряжение предшествующих мгновений. Но сейчас и этот спад напряжения был столь тягостным — что Джантар даже испугался: как бы вовсе не потерять сознание, и чтобы всё это не оказалось свыше его сил… Однако прошло несколько мгновений — и всё как будто обошлось. (Сейчас, применительно к данному моменту. Вообще же смысл происходящего оставался неясен…)
— Ещё слышу его мысли, — вдруг продолжил Талир. — Наверху всё спокойно, сопротивления нет. Забрали же в основном тех, кто и не может себя защитить! Правда, родители некоторых уже куда-то пошли за разъяснениями… Это — насколько можно разобрать сквозь его злорадство. Хотя лично он опасается реакции каймирцев. Лоруанцы будто сразу смирились…
— И где он дежурит? — переспросил Итагаро. — В какой комнате? Прямо над нами, или дальше, или у самого входа в дом?
— Нет, вообще его пост — во дворе, у калитки. И расположен так, что из переулка видно не было. Это он просто зашёл в дом проверить, на месте ли родители Фиар. А на них настроиться не могу…
— Итак, о поисках кого-то конкретно, тем более, узнавшего тайну, речь не идёт, — не совсем уверенно констатировала Фиар. — Ищут всех, кто не отбыл каких-то повинностей. Но почему 'по законам военного времени', как это понять?
— Мы все годы чувствовали, как накалялась обстановка… — едва сдерживая эмоции, ответил Итагаро. — Вокруг 'слишком умных', 'слишком благополучных', кто не в силах пройти чьих-то трудностей, ещё на что-то надеется… А остальному обществу внушалось: это — его враги… Хотя подождите: а что могут знать солдаты? Их просто послали кого-то найти, куда-то доставить — и больше ничего не объяснили! А что будет с 'доставленными'? Вдруг действительно станут допрашивать об этой записи? И вообще — если всё гораздо серьёзнее, чем нам показалось?
— Ты думаешь? — встревоженно переспросила Фиар. — То есть… по-твоему, уже знают, что это сделали особорежимники? Но что сделали? Куда проникли, что взяли, какие следы оставили? Ничего же особенного не было! А о том, что было — знаем мы сами, и больше никто! Спустились туда, где нет охраны, сделали запись, которую так мог сделать любой…
— Да, но если объективно мы получили информацию, в какой-то мере секретную? — объяснил Итагаро. — Хотя кто мог представить, что удастся с первой попытки? Никаких кодов, паролей — просто сделали запись! Даже не очень думая: что за линия, что за архив, к которому она ведёт, почему оставлено и забыто — и откуда это знает какой-то Саратилу Гилима? А вдруг действительно: не просто студийный, или даже особый психиатрический — сверхособый, сверхсекретный архив? И мы так запросто подключились к нему? Хотя и странно, как возможно — если так…
— И из сверхсекретного архива такой Гилима запросто перезаписывал что-то извращённое? — возразила Фиар. — И за ним из-за этого никто не приходил? Тем более, не поднимал среди ночи целый город?
— Тоже верно, — согласился Итагаро. — Что-то не то говорю… Но я пытаюсь понять, что происходит. И были же у нас сразу эти мысли! Хотя ему — всё сошло…
— Нет, тут что-то другое, — ответила Фиар. — Но что именно… Или мы всё не так поняли? Что за смысл — мобилизовать или… как называется… интернировать больных?
— Многих оскорбляет, что кто-то живёт и учится дома, — предположил Итагаро. — А на что тут способны взрослые — вспомните историю со школьной формой. Но 'по законам военного времени'? Как это- то понять?
— Подождите… Там этот солдат что-то услышал. Кажется, в переулке задержали молодого на вид взрослого, приняв за подростка, и теперь разбираются. А задержали… потому, что вообще всех подростков задерживают и выясняют: почему те не в школе, не на трудовых отработках, не в тренировочном лагере, если уже выпускник, и не в интернате, если больной? — поражённо повторил услышанное Талир. — То есть…подростки уже вовсе не могут свободно ходить по городу без взрослых?
— И 'по законам военного времени'… точно не лишь городская акция, — сдавленно произнесла Фиар. — Это уже общегосударственная. Но тогда… Представляете… 'По законам военного времени' — всех детей лишили какой бы то ни было свободы?..
'А я уже будто и неспособен реагировать…', — Джантар удивился эмоциональному отупению, с которым воспринял эту весть.
