просвещенный, но он живет в горах, имеющих собственное мнение, и правит людьми, которые верят старым сказкам. Горы хотят тишины, хотят птичьих криков и шороха ветвей, а не выстрелов. Не надо их злить, они и так раздражены до предела...
— Похоже, вам в самом деле трудно говорить. По крайней мере, когда у вас нет приказа и вам ничего не снится. К нам направляются ваши закатные коты и мой офицер. Это может оказаться важным.
«Фульгаты» вежливо придержали коней, пропуская вперед гаунау в запыленном мундире. Приехавший был одних лет с Чарльзом и достаточно любопытен, чтоб во все глаза разглядывать талигойцев, пока Лауэншельд вскрывал доставленный пакет. Надо будет угостить гонца обедом, хотя кто кого здесь угощает, решить трудно. Полковник аккуратно сложил письмо.
— Его величество прибывает в Таркшайде лично, — возвестил он. — Я имею честь передать вашему командующему и его свите приглашение на прощальный ужин.
Глава 7
1
В Фельсенбурге в любой миг могла распахнуться любая дверь, являя счастливую или встревоженную маму, глазастых сестриц, Михаэля, вечно готового разреветься и умчаться за защитой, которая не замедлила бы нагрянуть... Когда при малейшей неосторожности получаешь полный бортовой укоров и расспросов, учишься владеть собой и ждать. Чтобы не сорваться при тех, от кого скрывать нечего, нужно стать кошкой. Равнодушной раскосой тварью, которая если не охотится и не ест, то спит. Руппи пытался, но кошка из него была не лучше, чем из гончих дядюшки Мартина. Нетерпение и тревога росли и крепли, а вестей из Метхенберг все не было. Как и дел. Все, что от него требовалось, лейтенант с помощью старого Файермана уже провернул. Купил оружие, сторговал лошадей, договорился с продавцом о временной конюшне, смотался в Мундирное предместье, осмотрел постоялый двор, где предполагалось разместить моряков, покрутился поблизости, ничего подозрительного не обнаружил, заплатил хозяину за месяц вперед и полез на стену. В милом и добром доме среди милых и добрых людей, уверенных, что встревоженных лейтенантов нужно прежде всего кормить. Фасолевым супом с окороком. Шпигованной свининой. Фаршированной грибами курицей. Телячьей печенкой. Тушеной цветной капустой, клецками, творожными запеканками, вишневыми пирогами и снова супом... Как ни странно, это помогало... на время.
Руппи поглощал стряпню Габи — облюбованная бухта тоже звалась Габи, Щербатая Габи, и это что- то да означало! — благодарил, чинно усаживался с книгой в кресле и через пять минут оказывался у окна, за которым не происходило ничего. С Вечерним колоколом из лавки возвращался мастер Мартин, пил с гостем То-Самое-Вино из Тех-Самых-Кубков и делился новостями. Преимущественно гадкими. Сплетни об Олафе добрались до предместий. В кесарских казармах водворилась гвардия Фридриха. Ощипанные в Кадане вояки жаждут отыграться хоть на воронах. Зануда Гельбебакке смещен, комендантом Эйнрехта стал фок Ило. В своей постели неожиданно скончался шаутбенахт Мезериц. Якобы несварение. Якобы накануне к Мезерицу приходил темноволосый и светлоглазый молодой человек. Якобы они пили кэналлийское, принесенное гостем... Якобы шаутбенахт отказался лжесвидетельствовать в пользу Кальдмеера. Якобы, якобы, якобы...
— Габи!.. Где эта дурища?! Куда она задевала Тот-Самый-Кошель?!
— Да вы ж его брали... Как есть брали...
— Тогда где он? Где, я спрашиваю?! Ничего не найдешь... Создатель и все его курицы, это не дом, это трясина! Зыбучий песок!..
— Мастер Март...
— Кыш! Сам найду!
Старый оружейник ввалился в гостиную и встал посреди комнаты, глядя на лицемерно схватившегося за книгу Руппи. Мастер Мартин мог в самом деле потерять кошелек, платок, часы, спутать башмаки, поругаться с соседом, но Руппи понял — началось. И поднялся, словно ему предстоял доклад.
— Суд начнется девятого. — Оружейник залез в карман, что-то вытащил, бросил около кресла и подмигнул. — Ничего, успеете. Привет вам от Зиглинды. Рыжий такой привет, малость кривой...
— Зюсс!
— Зачем мне знать, как зовут покупателя. Купил Те-Самые-Ольстры, расплатился, и до свиданья. Какое мне дело, что он к Святому Людвигу на послеобеденную службу наладился... Габи!
— Да нет его нигде... Может, в лавке обронили?
— Сдурела? Чтобы я уронил и не заметил! Ищи! Хорошенько ищи... В зале глянь.
— Как скажете...
— Габи! Вина! Того-Самого.
— Так кошелек же...
— Подождет твой кошелек! Такое дело, господин Фельсенбург. Где раки, а где и жабы... Кто-то вспомнил, что дура Барбара адмиралу твоему хоть и бывшая, а родня. Приходили, спрашивали, где она да что... Капрала нашего я знаю, малый он славный, хоть и невеликого ума, это он про суд проболтался, но был с ним хорь из комендантских. Я, само собой, все как есть рассказал. И про Барбару, и про Штефана, и про то, что внучка первенца рожает... Хорек записал, а потом давай про молодца со светлыми глазами вроде как выспрашивать, а на самом деле — воду мутить... Про убийства, про поджог...
— Не первый раз, мастер Мартин.
— Не первый... Суп они из лопаты варят. Вот и пихают в варево все, что в голову взбредет. Еще приставят к дому топтуна. Не для дела, для отбреха... Сейчас чисто вроде. Разливай!
— Я все равно со своими останусь. Моряки на суше — это... непросто. Тем более что кабак за стенкой. Спасибо вам, мастер Мартин. Если б не вы...
— Не я, другой нашелся бы... Олаф — дельный человек, не может такого быть, чтоб никто ему плеча не подставил. За удачу!
— За удачу! Мастер...
— Знаю, что мастер. Хотел и сделал. Габи!..
— Мы тоже хотим. И сделаем...
— Кто б сомневался! Уходите черным ходом. Быстро уходите да с оглядкой. На задворках чужого сразу заметишь, да и не полезет чужой туда — собаки. Краб ваш со всем, что положено, на Той-Самой- Конюшне будет. Габи!.. Каким ты местом смотрела?! Это что? Вот это?! За креслом...
— Ой! Так не было же там ничего...
— Не было?! Ах ты ж!..
Руппи не мешкал, в чем был, в том и вышел. Стиснутая высокими заборами щель просматривалась насквозь, и в ней никто не караулил. Разомлевшие псы помалкивали, высунутыми языками висело подсыхающее белье. Тихо, жарко и... грустно. Одни разлуки дарят весну, другие кормят осень. Эта разлука не дарила, а отбирала, скорее всего навсегда. Потому Руппи, не сделав даже десятка шагов, и бросился назад, хоть это была дурная примета. До отвращения дурная.
Старый оружейник поднял бровь, на мгновенье напомнив регента Талига. Наважденье разрушил достойный боцмана кулак, с грохотом опустившийся на столешницу. Хорошо хоть не захлопали крыльями фазаны с Того-Самого-Кубка. Руппи хмыкнул совершенно нелепым и неприличным образом, и тут в груди что-то кольнуло, знакомо и гадостно.
— Мастер Мартин, — твердо сказал лейтенант. — Вы должны покинуть Эйнрехт. И... если у вас есть друзья, заставьте их тоже уехать.
— Вы собираетесь нас всех поджарить?..
— Не мы... Мастер Мартин, вы
