Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти

Реддинга принялись сдвигать блюда, высвобождая место для бочонков.

— Я помню эти мундиры. — Савиньяк смотрел на спутников Лауэншельда. — «Седые медведи»… У Ор-Гаролис они держались дольше всех. Примотать к мушкетам ножи — дельная мысль.

— Он! — Хайнрих пальцем указал на длинного капитана. — Штамме. Был капралом, стал офицером. Я побился сам с собой об заклад, спросишь ты про ножи или нет.

— Я спросил. — Савиньяк снял с пальца кольцо. — Благодарю за подсказку, капитан Штамме!

Блеснул рубин, словно злобная тварь приоткрыла глаз и вновь задремала. Егерь застыл, переводя взгляд с короля на Леворукого и обратно.

— Бери! — велел король, и Штамме взял. Кольцо с трудом налезло на мизинец, но ведь его всегда можно продать...

Стукнуло. Поднатужившийся Уилер под громкие крики водрузил на стол первый бочонок. «Фульгаты» весело меняли кружки, трещали костры, ветер сносил дым к перевалу. Менее удачного времени для личной просьбы не найдешь, но Давенпорта будто под ребра пихнули.

— Мой маршал, — отчетливо сказал Чарльз, — прошу отпустить меня из Бергмарк в Придду.

— Вашу судьбу, Давенпорт, решит регент. Скорее всего, Ноймаринен.

Регент... Чтобы кивать на регента, нужно носить талигойский мундир, а не закатные тряпки. Чарльз едва этого не сказал, но Лауэншельд поднял кружку, то есть не Лауэншельд. Полковник лишь повторил жест Хайнриха. Первый тост за гостем, по крайней мере в Гаунау.

— За нас с вами и за кошек с ними!

Это был огонь! Чарльз едва не задохнулся, но проглотил. На глазах выступили слезы. Давенпорт неприлично шумно выдохнул и увидел напротив побагровевшие морщащиеся физиономии. Кто-то оглушительно чихнул, кто-то растерянно расхохотался, кто-то столь же растерянно помянул Леворукого.

— Закат! Вот что это такое... — прохрипел Хайнрих. — Закатное пламя!

— Не Закатное, — маршал отломил кусок хлеба и небрежно обмакнул в мясной сок, — алатское. Алатская кровь как перец, ее много не нужно... Так, Уилер?

Дальше Чарльз не понял. Чужие слова жглись и веселили, как тюрегвизе. Булькнуло — Уилер опять разливал свою жуть, и Давенпорт подставил кружку, все подставили. Становилось всё жарче, будто в полдень на солнцепеке, полную луну перечеркнула ночная птица, грубо хохотнул коричневый валун, то есть Хайнрих. Савиньяк смотрел, внимательно, жестко. Почему он не пьян? Он должен быть пьян, а если кто-то пьет и не пьянеет, он в сговоре с нечистью. Или сам нечисть.

— Давенпорт, — внезапно спросил маршал, — вы так ничего в огне и не разглядели?

Ответить Чарльз опять не успел.

— Только жаркое, — подал голос Реддинг. — Он видел в огне отменное жаркое... Мы все видели...

У каждого свое проклятье, у Чарльза Давенпорта — опаздывать. Всегда. Во всем... С Октавианской ночи и до ставшего прахом замка!

Новый глоток напомнил о том, что урготы в старину делали с фальшивомонетчиками, но голова стала ясной, словно Чарльз глотнул из родника. Савиньяк ждет ответа, нужно что-то сказать.

— Мой маршал, все спокойно. Я ничего не...

Маршал не слушал, то есть слушал Хайнриха.

— Не забудь завтра про рамку. — Король развязал еще и рубаху. — Тогда я тоже кое-что вспомню... Почему бы и не вспомнить? Любезность за любезность — это так по-нашему, по-варварски!

— А подлость за подлость — это так просвещенно!

Маршал улыбался, Хайнрих хохотал.

7

Старые стены не хотели сдаваться. Замшелые глыбы держались друг за друга, как бы их ни рвали голодные корни и ни мучила вода, но подползшего оврага они боялись...

— При Раканах эта руина торчала на границе владений Окделлов. — Карваль задрал голову, и Ричард невольно последовал примеру коротышки. — Всё, парни, пришли. Дювье, смотри в оба. Гашон, стань-ка у обрыва. Тератье, к стене....

Сейчас Карваль договорит, и они уйдут. Враги, чесночники, люди уйдут, а он останется между провалом и полудохлой стеной. Даже без лошади. Дикон отдал бы что угодно за эскорт, но просить Карваля?! Коротышка хочет именно этого, потому и устроил ночное представление. Мелкая, подлая месть и неожиданно страшная. Обнаглевший ординар не представляет, каково остаться один на один с вечностью, он просто угадал. С ночью, жующим тропу оврагом, развалинами, только коротышка этого не узнает никогда. Люди Чести не просят, они поворачиваются и уходят, как живут, не оглядываясь и не опуская головы. Главное — не сбиться с шага, не обернуться, а потом... Святой Алан, пусть убираются прямо сейчас! Стоять под этой луной, скрестив руки, и улыбаться все невозможней, лучше сразу... Собраться, бросить через плечо что-то дерзкое, исчезнуть за грудой настороженных обломков... Только бы Карваль не догадался столкнуть бревно, по которому они перешли овраг!

— ...Занха на лбу написана!

Хриплый, полный злобы выкрик. Черные резкие тени. От стены, от деревьев, от солдат. И вкрадчивый, издевательский шорох осыпающейся земли. Овраг не спит, овраг слушает, овраг ждет...

— Нетушки, хватит с Монсеньора седых волос!

— Верно говоришь...

— Чтоб еще из-за...

— Какого кота драного мы его тащили?! Надо было...

— Тихо! — Злость человеческая и злость вечная, злость и напряжение... — Что делать с ним, ясно. Что Монсеньору знать про это ни к чему, тоже. Только не все так просто, ребята, это вам не Мараны, гори они в Закате!

— Разрублен...

— О как!

— Я знаю, что говорю. Таракан спутался с гоганскими колдунами и надул их. Рыжие ему поверили, потому что за обман на шестнадцатый день прилетает, а как — вы в Надоре нагляделись. Только Таракан оказался поддельным... Видать, прабабка какая еще той шлюхой была, зато Окделл, своим на беду, — настоящий. Тихо, я сказал! По всему выходит, Надор угробил он. Мы сейчас поговорим, а вы послушайте. Ну и смотреть не забывайте. Если что — не церемониться.

— Какое там, капитан! Да мы...

— Помолчи, Колен! На нем клейма ставить негде, хотя какие на дерьме клейма! Будь моя воля, я б голубчика возле Штанцлера уложил, но Окделл не такой, как мы. По нашу душу, что бы мы ни учудили, разве что королевские драгуны заявятся, а знать, старая знать... Леворукий знает, что они такое, но если надурят, тем, кто рядом, не жить. Эта гадость, она же ползет, за ним ползет, и Окделл, тварь такая, знает это! Я говорил с ноймаром, что письма Монсеньору привез... Окделл всю дорогу дергался, а уж как назад чесанул...

— Ложь! — Ложь, безумие, бред! Что может знать чесночник о том, чего ждет, чего требует Кэртиана?! — Альдо не имел дела с колдунами... Я...

— Заткнись! — оскалился Дювье. — Выродок...

— Карваль! Верни мне шпагу и говори... Если рискнешь...

— Шпагу ему? Ах ты ж...

— ...нашу Катарину...

— Вояка... против баб!

— В суде еще... Законник свинячий!..

— И какого... мы его в Доре не хлопнули?!

— Молчать! — Лязгнуло. Огрызнулся уставший камень. Лунный свет отскочил от чего-то... Рукоять... Знакомая! Кинжал вонзился в землю у самых ног! Тот самый, что отняли.

— Оружие хочешь? Будь по-твоему!