обрывок цепи: «Кто ж так кует?»
— Попрошу внимания! — воспарил под самый потолок мой «ангел-хранитель» адского происхождения. — Не нужно спорить…
— Все-таки мы не напрасно доверились ему, — с гордостью произнес ангел-истребитель Эй. Называть его по-домашнему «папой» я стесняюсь. Это только в разговоре с Ливией, бывает, употребляю такое обращение, а в остальное время он для меня остается Эем.
— Не нужно спорить… лучше подождите немного и примите участие в торгах. Кто даст больше — того и Агагука.
— Наша школа, — осклабился бес, демонстрируя неправильный прикус кривых зубов.
— А можно и по частям продавать, — размечтался черт.
— Торгов не будет! — заявил я. — Вину обвиняемого установит суд.
— Наш суд, — предложил бес-разрушитель, — самый скорый суд в мире.
— Наш суд, — Эй не намерен был уступать, — самый гуманный суд в мире.
— Что может быть гуманнее Апокалипсиса? — во все полторы сотни зубов улыбнулся адский разрушитель. — Всех одним махом «шлеп!» — чтобы не мучались…
Пока они так препирались, подключая к спору все больше участников, я пытался вспомнить, что же я упустил из виду. Что-то такое промелькнуло…
— Э-э-э… как там тебя?
— Пантелей, — услужливо подсказал горбун.
— Нуда. Так вот, Пантелей, а чего ты там про узников совести говорил?
— Какой совести?
Оба черта: похожий на мартышку и мой «ангел-хранитель» — в унисон хмыкнули.
— Пленники где? — спрашиваю.
— Так это… нет их.
— А вы про кого говорите? — заинтересовался ангел-истребитель Эй.
— Отвечай!
Под моим требовательным взглядом горбун стрельнул глазами по сторонам, но, видя, что ответ придется держать самому, заговорил:
— Шпионы пойманные, которых Агагука выявил после перенесения камня. Они до сего дня были в камере, а как пророк Иван повелел мне их оттудова выпустить, свободу, значится, предоставить, я и пошел… только пусто уже там. Сбежали, как один.
— Агенты внутреннего наблюдения, что ли? — уточнил представитель светоносного воинства. — Так наши уже отчеты составляют…
— Они самые, — подтвердил горбун. — Агенты.
Демон довольно оскалился и, обведя представителей иных высших сфер высокомерным взглядом, произнес:
— Агенты? Настоящие агенты по камерам не отсиживаются — они выполняют поставленную перед ними миссию. Из всего скопища белоручек и прочих чистоплюев нашелся всего один профессионал. И он, конечно же, из нашего ведомства.
Похожий на макаку черт гордо задрал подбородок и рявкнул:
— Служу родной преисподней!
— Боюсь, вы несколько заблуждаетесь, — произнес стоявший скромно в углу мужчина в костюме и с миниатюрной видеокамерой, которую можно было отличить от обыкновенной зажигалки лишь по автоматически ловящему фокус глазку-объективу и пульсирующему красным огоньку индикатора записи.
— А вы кто, собственно, такой?
— Бонд. Джеймс Бонд.
— Ноль-ноль-семь? — уточнил я.
— Ты бы еще поллитру на всех предложил… — обиделся мой «ангел-хранитель», неверно истолковав мой вопрос.
Я уже было хотел развеять его заблуждение, но тут в подземелье раскрылся еще один портал и из него с восторженным визгом выскочил Ванюшка верхом на азартно рыкающем Рексе.
— Не забудьте Агагуку забрать из камеры, — напомнил я, заключая ребенка в объятия. Появившаяся вслед за шумной парочкой Ливия прижалась к нам, сверкая счастливыми глазками. Такими близкими, родными…
— Ау! — взвизгнул горбун, когда появившийся следом за Лелей Герольд Мудрый неуклюже наступил ему на выглядывавший сквозь порванную обувку палец.
— Что-то тут становится тесновато… — заметил Бонд, который Джеймс.
— Пойдемте наверх, — предложил я, заметив, что Герольд пришел не один, а со всеми своими викингами. — Там и обсудим оставшиеся вопросы.
Возражений не последовало. Если не считать за таковой жалобный стон, донесшийся из колодца.
— Что это?
— Если я не ошибаюсь — Кощей Бессмертный, — произнес Джеймс Бонд.
— Доставайте! — встрепенулся черт. — Кажется, без медальки я не останусь…
На тринадцатой неудачной попытке написать эпиграф к этой главе я оставил это безнадежное занятие.
— Лучше застраховаться от числа тринадцать, — настойчиво повторил черт. — Я могу это устроить.
— С какой стати мне это делать?
— Число тринадцать несчастливое, — уверенно заявил черт. — Ибо есть суть чертова дюжина. Уж поверь мне.
— Не верю! — возразил я, откинувшись на спинку стула. Оно скрипнуло в знак протеста, но подчинилось силе.
— Да о какой вере тут может идти разговор?! — все более закипая, возмутился рогатый оппонент. — Какая вера? Вера — это…
— Хорошее женское имя, — договорил я вместо него.
— А вот шутить по этому поводу нельзя. Это, между прочим, краеугольный камень человеческой цивилизации. И это говорю я? Своим ушам не верю! Впрочем, ладно, нынче мне такие речи по должностной инструкции положены. Так вот. Вера — это когда ты полагаешь, что существует нечто, чего никто не видел.
— А я хохол, так что мне видеть совсем необязательно, мне достаточно пощупать.
— Ты все шутишь? — Черт надул губы и наморщил пятак. — Какой с тебя хохол…
— Самый что ни на есть настоящий, — заверил я черта. — Дай сало — съем!
— А если не съешь?
— То хотя бы понадкусываю.
— Ладно-ладно. Верю. Но мы совсем про другое говорили… а ты несерьезно переводишь разговор на хихоньки да хаханьки.
