ты можешь отдавать им все свое время.
Неужели правда, что он ссылался на работу, чтобы уклониться от встречи с ней? Да, правда (он грустно и недоуменно покачал головой).
Они шли по набережной, и их шаги в желтоватой мгле повторяло долгое эхо, которое пробудило бы в душе невыносимую печаль, если б они помолчали.
— Ты ко мне несправедлива, — сказал он обиженно, потому что чувствовал себя виноватым.
— Несправедлива?
— Но я же все-таки врач. У меня действительно есть обязанности перед моими пациентами.
— Ах, Деон. — Она беспомощно вздохнула. — Ну пожалуйста, не надо обманывать ни себя, ни меня.
— Это не обман.
— Ну прошу тебя, я ведь не настолько слепа.
Они дошли до проема в парапете. Отсюда ступеньки вели вниз, на открытый всем ветрам берег. Волны с грохотом накатывались на острые скалы. Они остановились, глядя на море.
Деону вспомнился другой вечер и другой берег, когда они шлепали босиком по ледяной воде. Она была нежна и мила, и они пережили удивительные часы. Он не даст ей уйти, он не отпустит ее без борьбы.
— Послушай. Ну пожалуйста, поверь мне. Я люблю тебя.
Она повернулась к нему, и ветер взметнул ее волосы вперед, словно два крыла.
— Сколько раз можно повторять? Все это ни к чему. Бессмысленно и бесполезно. Неужели ты сам не понимаешь?
— Я люблю тебя, — упрямо повторил он, точно эти слова могли все вернуть и исправить — как заклинание, которое может защитить его от будущего, вдруг ставшего неведомым и полным опасностей.
Задние огни высветили из темноты угол больничного корпуса и исчезли. Он еще слышал, как шумит мотор ее ярко-красного автомобиля, но вскоре и этот шум утонул в отдаленном гуле большого города.
Элизабет больше нет с ним.
Он продолжал стоять в темноте, там, где она его оставила, весь сосредоточившись на этой мысли, смакуя заключенные в ней страдание и грусть. Элизабет исчезла. Без поцелуя, без ласкового слова на прощание.
И он не верил.
Он думал о ней с сожалением, переживая боль утраты, пусть это была лишь утраченная любовь.
И еще он был убежден, что она не ушла навсегда.
Ветер тоскливо выл на углу в тон его настроению. Ветер был холодный, и Деон, повернувшись, пошел в теплое, светлое бунгало, где жили врачи-стажеры.
Он вдруг почувствовал, что ему не хочется быть одному, и с досадой оглядел пустую гостиную. А ведь минуту назад здесь были люди — стулья в беспорядке сдвинуты, в камине горит огонь, а на ковре лежит раскрытая книга. Люди были здесь и ушли, унеся тепло своего присутствия, звук своих голосов. Он вздрогнул от невыразимой тоски и одиночества.
В коридоре послышались торопливые шаги. Вошел Филипп Дэвидс, энергично потирая замерзшие руки.
— Добрый вечер, — сказал Деон. — Ну и холодище, а?
— Редкий. — Филипп присед у камина на корточки, протянув руки к огню. Он поглядел на Деона через плечо: — Ты здесь один?
— Да. Не знаю, куда все разбежались. Я только что вошел.
— Жаль. Мне бы нужен доброволец.
— Для чего?
К удивлению Деона, Филипп скорчил мину киновампира — коронный номер Робби на вечеринках — и загробным голосом произнес:
— Кровь! Жажду кр-р-рови.
Деон никогда еще не видел его таким.
— Крови? Сейчас, среди ночи? Зачем?
Филипп повернулся спиной к камину и чуть покачивался, точно не в силах сохранять неподвижность. Его лицо сияло.
— Это потрясающе, грандиозно. Наконец-то я ее разработал.
— Что разработал? О чем ты?
Филипп поглядел на него с недоумением, но потом улыбнулся, словно понял шутку.
— Ты ведь знаешь о новой методике исследования хромосом. О том, над чем я работал.
— О господи боже! Хромосомы. Ты воображаешь, что у людей голова только и занята твоими хромосомами.
Филипп виновато пожал плечами и снова протянул руки к огню.
Он сразу как-то сник, и Деон почувствовал угрызения совести.
— Ты сказал, что ищешь добровольца. Я подойду?
Филипп просветлел.
— Нет, правда? Ты согласился бы?
— Правда. Ведь это в интересах пауки, верно?
— Конечно. Какая у тебя группа крови?
— Нулевая.
— Чудесно! У меня тоже, и я как раз искал кого-нибудь с этой группой для сравнения. Ведь кариотипы, которые удалось получить, взяты из моей собственной крови.
— Что ты, в сущности, делаешь? — спросил Деон, невольно отвлекаясь от своих мыслей.
— Идем в лабораторию, я покажу.
Деон без большой охоты снова вышел на холод и ветер, Филипп, размашисто шагая, рассказывал об усовершенствованной методике исследования хромосом, которую ему наконец удалось применить.
В маленькой боковой лаборатории патологического корпуса горел свет.
Филипп, не дожидаясь Деона, пошел прямо к столу с микроскопом. Он нагнулся к окуляру и повернул регулировочный винт. Не поднимая головы, подозвал Деона:
— Иди-ка посмотри.
В тесной комнатушке было тепло, а энтузиазму Филиппа просто нельзя было не поддаться, и Деон послушно сел перед микроскопом.
В учебнике для пятого курса он уже видел эти структуры, похожие на скрученные нити. Они были разные по очертаниям и величине: одни походили на кривобокие «X», другие на «У», соединенные основаниями.
— Угу, — промычал он уклончиво.
— Видишь? — Филипп склонился над ним, похлопал по плечу, точно пытался передать ему свое вдохновенное возбуждение.
— Вижу. — Это волнение было непонятно Деону, смущало его.
— Сорок шесть хромосом ядра клетки лейкоцита! В них заключены все наследственные признаки. Мы, так сказать, смотрим на человека в целом. — Деон повернул голову, но Филипп
