Такое множество обещаний меня несколько смутило. И барсук, и пчелы, и рысь! Хорошо, что в последний момент я все-таки вспомнил про избушку на курьих ножках, и дед повел меня к высокой живой изгороди, окружавшей имение церковного певчего Сретена.
— Вот тебе и дом на ходулях! Можешь на него досыта наглядеться! Ого! Каким внушительным показался мне этот дом на толстых подпорках, а к одной из них был привязан громадный дворовый пес.
— Ой, дед, а что, если рванется этот пес и дом потянет за собой?!
— Бедовая ты моя головушка! Какие только небылицы не идут тебе на ум! — пророкотал дед и крикнул: — Айда отсюда, пока нас этот дом не задавил!
И вот на первом же уроке в школе вызывает учительница наших братцев Рашет, тех, что учатся в первом классе, и тех, что учатся во втором.
— Куда же это все они подевались? — поражается учительница, выяснив, что никого из них нет.
Проходит день, проходит второй, учительница каждое утро делает перекличку, но ни один из моих троюродных братьев Рашет так и не отзывается. Однажды является в школу дядюшка Вук, отец пропавшей детворы. Вваливается в класс, шаркая об дверной косяк своим дубленым козьим тулупом, при нем его неразлучный палаш, вынесенный с войны, окидывает наши ряды строгим взглядом и говорит:
— Так вот, госпожа любезная, моих сорванцов пока еще нет.
— Где ж они?
— На беличьем промысле! — по-строевому гаркает дядюшка Вук.
— На каком таком беличьем промысле? — не понимает учительница.
— На обыкновенном, госпожа любезная. Как орехи созреют, так мои сорванцы в горы подаются и там по лесам собирают себе зимние запасы, в точности, как белки. С лесного ореха переходят на грецкий, а уж после на каштаны. Целый месяц у них сборы идут, а то и больше.
— Что же это такое? — негодует учительница. — Может, их сонными захватить и в школу привести?
— Знать бы мне, где они себе ночевку устроили! — фыркает дядюшка Вук. — Погода стоит теплая, они в лесу в шалашах ночуют.
— Как же быть? Имей в виду, ты, как глава семьи, будешь за них в ответе, да еще и штраф заплатишь за то, что твои дети не посещают школу, — заявляет учительница.
— Это правильно, это справедливо, — сразу же соглашается с ней дядюшка Вук. — Когда я их наконец поймаю, я им со своей стороны тоже хорошую вздрючку задам, вот и будет у нас полный порядок. Посмотришь, как они в школу гуськом один за другим потекут.
Тут дядюшка Вук увидел меня на первой парте и сразу же узнал:
— А вот и маленький Бранчило! Привет, Бранчило! Он мне внучатым племянником доводится. В прошлом году дед Рада приводил его к нам познакомиться… Ага! Да тут и брат мой Илья! — обрадованно прокричал дядюшка Вук, заметив за моей спиной Икана. — Здорово, брат Илья! Как твое богатырское здоровьице?
— Отлично, брат Вук! — с солидным видом взрослого ответствовал Иканыч.
— Ну, ну, брат Илья. Вырвешь свободную минутку, заворачивай к нам побалагурить.
После такого приглашения завернуть к Рашетам побалагурить Илья так занесся и так задирал нос, важничая перед девчонками, что Славко, не выдержав, подставил ему подножку. Илька растянулся, угодил в коровью лепешку и основательно измазал рубашку.
— Э-хе-хе, брат Илькан, и до чего же ты все-таки неловкий! — крикнул за ним вдогонку Славко, между тем как Илька, скрываясь от девчонок, удирал за колодец очищаться.
Вскоре рашетовские ребята были переловлены в их убежище возле Кошачьей пещеры и доставлены домой. Крики, визг и вопли о помощи, пока дядюшка Вук утюжил своих заготовителей ореховым прутом, долетали даже до нашего дома.
— У-ух, вот тебе горяченьких за каштаны! — крякал дядюшка Вук, размахиваясь ореховым прутом. — Я тебе покажу, как от школы отлынивать.
Один проказник вырвался от дядюшки Вука и взобрался на ореховое дерево, дядюшка разыскал в саду длинный шест, которым обычно отрясали сливы, и говорит:
— Привяжите-ка кошку к шесту, сейчас мы посмотрим, не согласится ли парнишка спуститься!
Крепко привязанная к концу шеста кошка душераздирающе мяукала и молотила в воздухе всеми четырьмя лапами, а когда ее подняли вверх и поднесли к скрывавшемуся в ореховых ветвях беглецу, вцепилась в него когтями с отчаянием утопающего.
— Ой, отпусти, ой, сдаюсь! — заверещал прыткий беглец, но все напрасно. Кошка до тех пор не отпускала мальчишку, пока тот не спустился на землю и не перешел в руки к отцу, так сказать, из собственных ее лап.
В школе в тот день мы стали свидетелями невероятного зрелища. На такое зрелище не пожалеешь под проливным дождем полюбоваться.
Чтобы вернее доставить в школу свою ватагу, дядюшка Вук связал одной веревкой всех семерых своих школьников и так погнал в школу. Колонну пленников возглавляли старшие братья, ученики четвертого класса, за ними шли третьеклассники, потом второклассники, и наши сверстники, первоклассники, замыкали колонну.
Конвоировать «белок-заготовителей» добровольно вызвался певчий церковного хора дядька Сретен. Он шествовал впереди колонны и гундосил на каком-то хромоногом старославянском наречии сочиняемую им тут же на ходу молитву:
— И похватаны беше молодцы-ы-ы, и биты беше вкупе-е-е, и благословили их со святы-ы-ы-я ореховыя розги-и-и! И вознеслися воз-роптания молодцев до небеси-и-и во бла-а-аго и во назидание-е-е-е всем прочим учащимся-я-я-я! Аминь!
Все мы, как по команде, высыпали из класса встречать прибывшую на школьный двор команду дядюшки Вука. Дядюшка Вук вытянулся перед учительницей по-военному и отдал ей рапорт:
— Вот тебе, госпожа любезная, точно по счету семь штук учеников, я их самолично пересчитал ореховым прутом! А ежели тебе кажется недостаточно, так я им сейчас еще добавлю.
И дядюшка Вук взмахнул розгой, а певчий Сретен загнусавил:
— Примите, добры молодцы-ы-ы, последнее целование-е-е!
На счастье моих троюродных братьев, в этот миг во двор ворвался наш истопник Джурач Карабардакович и прогремел:
— Стоп! Бросай розгу, руки прочь от детишек! В школе детей одна учительница может сечь!
— Правильно это и вполне справедливо! — без возражений согласился дядюшка Вук и отбросил свою розгу.
— Развязать детей! — продолжал командовать разъярившийся Джурач. — Это вам не гайдуки, а школьники.
— Твое право! — снова согласился дядюшка Вук. — На этом дворе ты хозяин.
Едва освободившись от пут, мальчишки по очереди подходили к старому Джурачу и целовали его широкую волосатую Руку:
— Спасибо, дяденька Джурач!
Когда взрослые разошлись, Рашетовы братцы всей гурьбой налетели на меня с воплями:
— Вот он, наш троюродный братец Бранко! Хватай его за руки, за ноги! Подкидывай его, качай!
Я подлетал до самого неба и снова спускался на землю, и хотя голова моя шла кругом, я был очень горд, что эти белобрысые и белоногие девчонки увидят, сколько у меня троюродных братьев. Да еще каких братьев! Больших, которые учатся в четвертом классе и ходят по ночам на мельницу, а на мельнице в темноте притаилось рогатое и хвостатое чудище, оно щелкает зубами и хрипит: «Ага, малыш, сейчас я тебя съем!»
19
