легавый.
— Что за глупости! — рассмеялась учительница. — Она людей отварами и разными травами лечит, точно такие и в аптеке продаются. И меня бабуля вылечила.
— Но бабка сама нам призналась, что водит дружбу с дьяволятами, что возле школы шатаются! — крикнул младший легавый. — Так где они у вас тут?!
Мой дядька Икан выскочил из толпы ребят, выпятил грудь и гаркнул:
— Вот он я, дьяволенок!
Легавые отшатнулись от него на шаг и схватились за ружья. А бабка Ека рассмеялась и говорит:
— И правда, что этот Илька настоящий дьяволенок. И еще тут дьяволята есть — Славко, Ея, Бранко. А это наша дьяволица Вея.
— Вот уж не знал! — ахнул наш батюшка.
Так ни с чем в тот день вернулись легавые в жандармерию. Отругали они старосту за ложные показания, а он в душе поклялся рано или поздно отомстить и бабке Еке, и всем нам.
Пока злопамятный староста, завалясь в кровать и почесывая бок, замышлял, как бы нам покрепче насолить, мы ежедневно отправлялись в его лес на заготовки топлива для нашей бабули.
23
Однажды все взрослое население нашего дома отправилось на свадьбу в другое село, а нас с Иканом оставили стеречь хозяйство.
Мы с Иканом играли во дворе, как вдруг, глядь, по дороге пылит крытая цыганская арба. А в этой арбе полно детишек, котлов и разного скарба.
Когда арба поравнялась с нашим домом, из нее вышел старый цыган в огромной шляпе с обвисшими полями и браво крикнул:
— Эй, молодые люди, привет!
— Привет! — поспешили мы ему ответить хором, страшно польщенные его обращением к нам.
— Вы что же, мужички, дома одни? А где все ваши?
— Наши на свадьбу ушли. А нас дома оставили.
— Ах вот как, на свадьбу? А что же они вас с собой не взяли? Таким молодым людям, как вы, в аккурат жениться в пору, верно я говорю?!
— Верно ты говоришь! — подхватила косматая цыганка, выбираясь из арбы.
— Как по-твоему, который из этих молодых людей умнее? — обратился цыган к своей жене.
Иканыч на эти слова выпятил грудь и вылупил свои глазищи в крапинах, чтобы казаться мудрее. И я тоже напустил на себя умный вид, а цыган продолжал, глядя прямо на меня:
— Я думаю, вот этот белобрысенький умнее. Он враз сообразит вынести нам кусок погачи или хлеба.
Не успел он проговорить эти слова, как я стремглав ворвался в дом, схватил со стола половину погачи и вынес ее цыгану.
— Вот тебе, еще теплая.
— Ну, не говорил ли я тебе, что у этого огольца голова светла, как темная ночь!.. — воскликнул цыган, переламывая погачу пополам.
— Не болтай! — сердито перебила его косматая цыганка. — Вот этот чернявенький умнее. Он бы додумался сыскать нам и шматок солонины.
На эти слова Икета проворней лисицы взлетел на чердак, где у нас висел последний кусок солонины.
— Видал! — воскликнула цыганка. — Этот парень напичкан мозгами, как тюфяк гвоздями.
Иканыч весь раздулся от гордости, носом облака задевает.
А цыган откашлялся и промолвил:
— А все же самым умным будет тот, кто догадается поднести нам кувшин молока.
Мы с Иканом и рады стараться, бросились наперегонки в дом, шарим по кладовке, сбились с ног, пока Илька не обнаружил горшок с простоквашей, а я горшок с молоком. Цыгане навалились на новое угощение, а мы с Ильей так и пыжимся от довольства собой, а про себя гадаем, кто же все-таки из нас умнее?
Цыгане всласть поели, надулись молока, и тут старый цыган и объявляет:
— Ну, парни, ума у вас палата, что у моего Гнедко, на все четыре ноги хватит!
Нам с Илькой лестно от такого признания наших необыкновенных способностей, и мы просим познакомить нас с Гнедко.
Цыган услужливо указывает нам на тощую гнедую конягу, запряженную в арбу, и говорит:
— А вот и он, мой разумник Гнедко. Поцелуйтесь, молодые люди, со своим братом.
Готовые провалиться сквозь землю со стыда, мы покраснели как раки, и едва цыганская арба запылила по дороге, как я накинулся на дядюшку Ильку:
— Видел, кто такой Гнедко!
— Сам ты Гнедко! — крикнул Икан, ломая ивовый прут.
— Вот тебе, умник большущий, добро раздающий! — успел я его первым огреть стеблем подсолнуха.
Он стеганул меня ивовым прутом, чтобы звезды надо мной ярче горели, я расписался по нему стеблем подсолнуха, чтобы ему двойное солнце засияло:
— Получай, белобрысый мудрец!
— На тебе сдачи, чернявый глупец!
В разгар этой ожесточенной баталии со свадьбы вернулись наши домашние. Увидели они, сколько всего съестного пораздавали мы цыганам, и взяли нас в оборот. Выдрали нас, словно двух телят, забравшихся в капусту.
— Вот тебе за погачу, которую ты цыганам отдал, круглый дурачина, как ночь без лучины!
— Ой-ой-ой! Это Бранко круглый дурачина, а я умный и худой! — верещал Икан, извиваясь, как рыба в сетях.
— А вот и тебе за солонину, парень с мозгами, что тюфяк с гвоздями.
Икану все же удалось ловко вывернуться из рук отца и стрельнуть в кукурузные заросли.
Битва кончилась, наступил вечер, а Икан все не возвращается. Его мать забеспокоилась:
— Куда сбежал ребенок? Не сцапал бы его какой-нибудь зверь лесной!
— Не бойся! — утешает Иканову мать мой дед. — Не родился еще тот зверь, который сцапал бы нашего Ильку.
Ночь миновала, утро наступило, а Ильки нет как нет. Тут уж все наши домашние всполошились. И лишь под вечер является к нам полевой сторож с весточкой от Икана.
— Видел я его! — сообщает нам сторож. — В арбе цыганской сидел. Просил вам передать, чтоб вы его не ждали, у цыган ему лучше живется: в школу не ходить, умываться не надо и богу молиться не заставляют!
Молнией пронеслась по школе весть, что Икан к цыганам сбежал. Разъезжает, говорят, в цыганской арбе, курит трубку и поплевывает сверху вниз на всю нашу школьную премудрость.
— Счастливчик! Он себе прохлаждается, а мы тут запертые в четырех стенах сидим, точно овцы в загоне.
Озаботился мой дед, вскочил на коня и пустился вдогонку за цыганами. Нагнал их в горах невдалеке от города.
— Заглядываю это я в цыганскую арбу, — рассказывал позднее дед, — глядь, а на месте возчика сидит пацан в широченных штанах из шатровой полы. На голове огромная шляпа с обвислыми полями, так что из-под нее и глаз не видать, а уж вымазан весь до того, словно бы он три года подряд не умывался.
— Эй, парнишка, — спрашивает его дед Рада, — не встречался ли тебе тут где-нибудь беглый малец, по имени Иката?
