— Ну ты и трус, училки бояться! — презрительно фыркнул Дубина. — Бери с меня пример, я никого не боюсь!
И в доказательство своего поразительного бесстрашия Дубина сорвался со скамьи, подскочил к двери и высунулся в коридор, вероятнее всего подсматривая, не идет ли учительница. Я озирал наполненный неведомыми предметами класс.
Внимание мое привлек к себе прежде всего огромный глобус, красовавшийся на шкафу под потолком.
— Эй, посмотри, что там такое? — кивнул я своему дядьке.
— Арбуз! — без задержки выпалил Икан.
— А что ж его так высоко взгромоздили?
— Чтоб ребята не слопали.
Смущала меня и огромная черная доска на долговязом треножнике.
— Илька, а это что?
Дядька уставился на доску и бухнул:
— А это ничего.
— Как так ничего?
— Чернота, значит, пустота, а пустота, значит, ничего.
Я повнимательнее присмотрелся к доске и, ничего там не обнаружив, кроме черноты, согласился с дядькой.
В правом углу высились стоячие счеты, унизанные желтыми и черными кругляшками. Я снова дядьку зову:
— А это что?
— А это «угадайка», но тебе ее ни в жизнь не разгадать! — протрещал довольный Ильканыч, но тут Дубина рухнул на скамью и прервал нашу беседу.
Его точно ветром сдуло от двери.
— Учительница идет!
Ребята как из пушки рассыпались по местам. Ильканыч сполз было под парту, но его оттуда вытянул сосед:
— Вылезай, под партой не сидят.
Окоченевший от страха, Илькан вылез из своего убежища и простонал:
— Ну, теперь конец!
И сам оцепенел от ужаса и не спускал глаз с двери. Учительница вплыла в класс, словно неземное белое видение, встала перед партами и звонким голосом спросила:
— Итак, все ли новички заняли первые парты?
— Все, госпожа учительница! — услужливо отозвался Дубич, он же Дубина.
— Как, и ты снова здесь? — поразилась учительница, оглядывая его с головы до пят.
— Да, госпожа учительница, я на второй год остался.
— Ах, верно, — спохватилась учительница, — я и забыла про это! Ладно, мы с тобой еще поговорим, а теперь я попрошу всех новичков встать! — приказала она. — Давайте с вами познакомимся!
Мы поднялись, бледные, перепуганные. Что-то с нами будет!
— Ты кто, малыш? — внезапно прозвучало в тишине, и в тот же миг вся комната передо мной сорвалась с места, завертелась и полетела в какую-то бездну. Я кое-как сообразил, что шел первым по очереди. — Как тебя зовут? — продолжала учительница, вперяя в меня свои огромные серые глаза.
Я ничего не видел вокруг, кроме этих огромных всевидящих очей, от которых невозможно было скрыться.
— Бранко! — из какой-то пустоты прорвался мой тонкий неузнаваемо изменившийся голос.
— А как твоя фамилия?
Фамилия?! Я онемел. Это что за невидаль такая? Я смущенно топтался на месте.
— Так тебя по-другому еще называют? — пыталась надоумить меня учительница.
— Бая! — выпалил я ласкательное имя, каким самых маленьких зовут.
Весь класс весело заржал. Усмехнулась и учительница.
— Хорошо, дружок, а чей ты?
— Мамин! — бахнул я как из ружья, и класс разразился заливистым и дружным хохотом.
— А еще чей? — настаивала учительница.
— Дедушкин!
Снова общий неистовый грохот. Кое-кто даже с парты свалился.
— Дедушкин, верно, я знаю… — начала было учительница, но Иканыч из-за моей спины сердито ее оборвал:
— Никакой он не дедушкин, а мой!
— Твой?! Это почему же он твой?! — поразилась учительница, а класс настороженно затих и навострил уши.
— А потому… потому что он мой самый настоящий двоюродный племянник! — сердито выкрикнул Икан. — А я его двоюродный дядя.
— Ах вот оно что! — протянула учительница, а ее ученики разинули от удивления рты. — Но кто же все-таки из новичков может мне сказать, как фамилия этого мальчика?
— Я знаю, госпожа учительница, его фамилия Чопич! — непрошено сорвался Дубина с нашей парты.
— А ну-ка подойди ко мне, я тебя проучу за твой длинный язык! Ты у меня получишь пару горяченьких в назидание и впрок! Будешь знать, как держать язык за зубами!
— Ой, ой, ой! — заверещал Дубина. — Я больше не буду, клянусь святым Николой!
— И еще две розги за ложную клятву! — предупредила его учительница.
Во избежание новых добавлений Дубина проворно выбрался из-за парты и направился к учительнице, добровольно протягивая к ней обе руки.
Гибкая указка взвилась в руках учительницы и сверкнула в воздухе: вжик, вжик! Дубина взвизгнул и заскакал на месте, точно заяц:
— Ой, ой, ой, ой! Ой, ой, ой, ой!
Вжик, вжик!
— Ой, ой, ой, ой! Ой, ой, ой, ой!
Наказание совершилось в мгновение ока, и посрамленный Дубина рухнул на нашу скамью. Придвинувшись ко мне, он прошептал:
— Теперь ты понимаешь, что меня Дубиной зовут не потому что я… а потому что меня все дубасят.
— Больно тебе? — участливо промычал я, умирая от страха.
— Это только до первой сотни розог болит, а там привыкаешь, как будто бы и не тебя стегают.
— Ну так как же, знаешь ты теперь, что твоя фамилия Чопич? — снова обратилась учительница ко мне.
Но поскольку никто меня Чопичем не звал, я совершенно искренне сознался:
— Нет, не знаю.
— Но, бог мой, как же так. Разве ты не слышал, чтобы тебя Чопичевым называли?
— Это так не меня, а наш дом называют!
— О боже, боже, что за наивное дитя! — простонала учительница, но, на мое счастье, перешла к Илькану, поскольку была его очередь представляться.
— Ну, а ты, славный дядюшка, скажи нам честь по чести, как тебя зовут.
Вдохновленный моим примером и считая, что главное — перечислить все свои прозвища и клички, Илькан зачастил с пулеметной быстротой:
— Меня зовут Илья, Илька, Икета, Ильяшка, Илястик, Ильканец-итальянец, Илькушка-цыплюшка, Илькастик-головастик, Икетка-конфетка, Илька-килька, дядька Икан — твой племянник хулиган…
— Стой, стой, стой! — схватилась учительница за голову. — Я вижу, что твоих прозвищ хватит на целый класс…
