совместно 'разрабатывали комплекс мероприятий'. Как правило, в реализации этих мероприятий я участия не принимал, но зато иногда, совершенно неожиданно, Гиря поручал мне, например, встретиться с кем-то и 'провести воспитательную беседу в нужном русле', причем само 'русло' формулировал тут же, на месте, а воду, которая позже текла в этом русле, я должен был черпать из собственной головы, как выразился Петр Янович, 'в рабочем порядке'.
Иногда Гиря использовал меня как промежуточное звено в какой-то административной комбинации. По ходу комбинации я в нужный момент открывал рот и произносил нужные слова в нужной последовательности, которые извлекал из перечня, заранее очерченного Гирей. Я даже отвечал на вопросы, довольно ловко, как мне казалось, соединяя фразы из того же набора, и стараясь интонацией придать им форму ответов. При этом, относительно сути формируемого диалога я имел самое смутное представление, но это, как мне кажется, и не имело особого значения. Контрагент, как правило, был полностью удовлетворен беседой. Могу предположить, что ему требовалось услышать какие-то ключевые слова, а все прочее уже не имело значения и отсекалось как шумовой фон.
Спустя какое-то время я таки понял, наконец, что происходит. А происходило следующее: Гиря на моих глазах создавал виртуальную реальность. Средой, на которой эта реальность базировалась, была административная система ГУКа и прилегающие структуры, включая промышленную сферу, обслуживающую космос, соответствующие эшелоны властных структур и разнообразные общественые организации, преимущественно научные.
Однажды – это случилось примерно через три недели после первого похода Сюняева к Бодуну – Гиря меня вызвал и сказал.
– Глеб, ты меня извини, но терпеть придется еще довольно долго. Практически, до победного конца.
– Знать бы что, а я готов, – сказал я бодро.
– Практически, все, – лаконично пояснил он. – Увы, все, что нужно будет терпеть, тебе придется терпеть. Помнишь наш разговор о моих преимуществах перед Сюняевым и Кикнадзе? Сейчас у тебя сложилась аналогичная ситуация.
Откровенно говоря, я не помнил, но промолчал.
– Н-да, ситуация.., – Гиря воспроизвел популярную ненормативную лексическую единицу, и пожаловался: – Очень узкая щель для маневра.
– Понимаю, – сказал я.
– Вряд ли.., – Гиря оцепенел, в задумчивости уставился прямо перед собой, а потом сказал: – Видишь ли, кое-какие вещи я не могу делать сам. Я не могу везде мелькать и нашептывать одному одно, а другому прямо противоположное. Грубо говоря, я не могу уронить лицо. А в нашей комбинации вполне может возникнуть ситуация, когда это не просто желательно, а даже необходимо. То есть, нам крайне необходимо подставное лицо, которое уронить не жалко, а где его взять – ума не приложу.
– Петр Янович, к чему эти церемонии! – сказал я криво ухмыляясь, – Если необходимо что-то, имеющее форму лица, вы вполне можете располагать моим.
– А если придется… хм… ударить им в грязь?
– Но после мне это зачтется?
– О чем разговор – разумеется! Кроме того, ветошь и гигиенические салфетки за мной.
– Решено, – я решительно подвел черту. – Показывайте лужу.
– Не спеши, – Гиря поднял указующий перст. – Придет срок – скажу. Имей в виду, что отныне ты от меня дистанцируешься. Разумеется, в нашем узком кругу все по-прежнему, а вот вне его… То есть, ты становишься как бы самостоятельной политикующей величиной, понимаешь?
– Не очень.
– Что тут непонятного! – разозлился Гиря, – Нужно дозировать информацию, понятно? Говорить недомолвками и намеками, воду мутить. Но, подумай сам, к лицу ли мне это. Я ведь сравнительно крупная административная величина. Я должен ставить задачи и решать вопросы. В необходимых случаях выпучивать глаза и стучать кулаком по столу…
– Петр Янович, давайте конкретно, – произнес я капризно. – Кому и на что следует намекнуть?
– Опять – двадцать пять! – пробурчал он. – Мое дело – обозначить проблему, а уж кому и на что намекать – сам соображай. Я вам не нянька!
– Ну хорошо, хорошо, – я успокаивающе поднял ладони. – Вы ведь сами сказали, что без ваших указаний проявлять самостоятельность и сметку не следует…
– Это указание устарело, – отрезал Гиря. – Задача перед нами стоит сложная, так что придется тебе интриговать самостоятельно. В известной степени, разумеется. Даю первый репер: Таккакацу. Я с ним уже беседовал, мы нашли общий язык, но, как ты понимаешь, разговор протекал в плоскости общих мнений и философских обобщений. Таккакацу дал мне понять, что кое-что знает, о многом догадывается, и я ощутил близость наших позиций по многим моментам. Но не более того! Теперь настало время согласовывать конкретные действия. План таких действий у меня вот здесь, – он постучал себя перстом по макушке и показал его мне.
Я воззрился на палец.
– Ты рот-то закрой! – буркнул Гиря. – План у меня в голове, а не в пальце. Я хотел встретиться с ним сам, но теперь вижу, что повторно делать это не следует. Почему? Потому что я не могу действовать как заговорщик. Это, во-первых, несолидно, а во-вторых, чревато. Ты – другое дело. Молод, скептически настроен, имеешь собственное мнение и карьерные амбиции.
– Но.., – начал было я, но Петр Янович не дал мне продолжить.
– Начальник сказал: имеешь! Что должен делать квалифицированный подчиненный?
– Иметь! – рявкнул я.
– Вот именно. Твоя позиция: ты не противопоставляешь себя мне, но обозначаешь себя как третью величину в административных играх. Подвожу черту: ты ищешь солидный повод, выходишь с ним на Таккакацу и начинаешь его прощупывать. По мере необходимости под вывеской своей собственной излагаешь нашу версию поведения консорциума Асеева. Можно и без обиняков. Наблюдаешь реакцию и, опять-таки, намеком, или в форме подозрений, излагаешь мою позицию, каковой она тебе представляется…
– А какая у вас позиция фактически?
– Не валяй дурака! Как будто ты не знаешь, что я, фактически, играю на стороне Асеева. Но я пытаюсь это камуфлировать, чтобы, избежать вовлечения в процесс лиц, не имеющих к этому процессу прямого отношения, – произнес Гиря и посмотрел на меня сверху вниз. Для этого он задрал подбородок склонил голову набок и слегка повернул в сторону. На его лице читалось: 'ну как?'
Я ощутил себя лицом 'не имеющим прямого отношения', но не спасовал и продолжил:
– Понятно. А какой она мне кажется?
– Тебе непонятна мотивация моего поведения – раз. Ты опасаешься подвоха с моей стороны – два. Ты допускаешь даже, что моя позиция – камуфляж, и я намереваюсь в последний момент набросить на Асеева аркан. Но пусть даже и не так, тебе моя позиция кажется двусмысленной и половинчатой. Ты считаешь, что вопрос об Асееве надо решать радикально, иначе не уложимся в сроки. Комета ждать не будет. Вопрос надо выносить на Коллегию, и дальше действовать в зависимости от принятого решения. Если будет принято решение о содействии, начинать немедленно. А если нет… Ну, тогда ты не знаешь. И хочешь получить совет. Понятно?
– Примерно.
– Я тебе дам 'примерно'! – Гиря сделал вид, что выходит из себя. – У тебя голова на плечах, или кочан капусты?! Мне нужно, первое: выяснить, не стоит ли за Таккакацу одна из упоминавшихся ранее групп поддержки Асеева, и если да, то второе: выяснить его намерения и сообщить свои. Но только так, чтобы, при необходимости, я мог бы сделать вид, что, мол, я – не я, и лошадь не моя. Все! Задачу выполнить и об исполнении доложить!
– Есть! – сказал я.
– Теперь другое. – Гиря аккуратно опечалился. – В связи с твоим убытием из рядов моих сторонников я ощущаю кадровый вакуум. А мне нужен сообразительный человечек на подхвате. Вообще-то, я крепко рассчитывал на тебя, но теперь вижу, что ты превратился в серьезную политическую фигуру, к тому же зять
