на что он предложил мне не валять дурака. На том мы и порешили, но вопрос остался нерешенным… Час прошел?
– Нет. У нас осталось десять минут.
– Времени – вагон! Попробую сделать выводы, и вывести мораль. Выводы примерно такие. – Гиря задумался. – Конечно, не бог весть что, но все-таки… Началось расслоение человечества. По многим параметрам. Имеет место дифференциация по психотипам, по физиологическим типам, и еще Бог знает по каким типам. Что это? Появляется новая нация – марсиане? А летный состав ГУК? А внеземельщики – это же, с точки зрения нормального человека, орден сумасшедших! Что со всем этим делать? Вот яркий пример – те два пилота, предотвратившие лобовое столкновение 'Челленджера' с туером. Они кто? Герои? Да. Но, видишь ли, самопожертвование среди летного состава – вещь почти заурядная. Они настолько привыкли к нештатным ситуациям, что действуют почти автоматически. Времени на размышления нет. Альтернатива бывает простая: погибнешь ты, либо погибнут все, и ты в том числе. И они к этому приспособились. Но мы- то их поведение оцениваем нашими мерками, и мерки эти закреплены официально. Мы можем, например, поставить вопрос о том, чтобы запретить героизм к чертовой матери! Я, собственно, к этому склоняюсь… Думаешь, летный состав нас поймет? Нет. Они будут считать, что мы умалишенные, и окажутся правы со своей точки зрения. Мы же, со своей стороны, еще правее, и что прикажешь делать?
– Сложно, – сказал я.
Гиря вздохнул.
– И вот теперь Калуца умер. А это еще какой-то новый тип личности. Между прочим, Калуца мне сказал когда-то, что не имеет права жить, и умрет, как только выполнит свою миссию. Стало быть, теперь выполнил? Как будем трактовать? Чем занимался Калуца? Изучал себя и Сомова. Результаты неизвестны. Ну.., скажем, нам неизвестны. Я пытался за ним присматривать, но Земля – не наша юрисдикция. А теперь и Сомов исчез в очередной раз. Должен я реагировать? Должен. А как?… Что там со временем?
– Две минуты.
– Едем! За две минуты мы тему не исчерпаем, но у нас в запасе вечность. Конец света ведь еще не назначен?
– Вроде бы еще нет, – сказал я не очень уверенно.
– Да, – произнес Петр Янович с сожалением. – Насвинячили мы тут прилично, и вечером меня настигнет кара. Взамен я всыплю Вовке, а за что – не скажу. То есть, жизнь и дальше будет кипеть. Поехали!
Когда мы явились, все уже были в сборе, вольно расссредоточившись по всему кабинету Гири. Сюняев сидел на его месте, и что-то втолковывал Кикнадзе. Карпентер сидел на подоконнике и смотрел в потолок. Штокман стоял у стола и поочередно смотрел то на Сюняева, то на Кикнадзе. Создавалось впечатление, что они тоже сняли стресс.
Когда мы вошли, все замолчали и подозрительно уставились на нас. Сюняев встал.
– А что ты вскочил? – поинтересовался Гиря. – Сиди, если удобно.
– Нет уж, – Валерий Алексеевич хмыкнул, – сам тут сиди.
– Если я сяду – будет совещание. А так – обмен мнениями.
– Хрен редьки не слаще!
– Ну, смотрите, вам видней. – Гиря занял свое место и хлопнул ладонью по столу. – Так, сказал он деловито. – Начинаем без разгона. Совещание объявляется секретным, протокол не ведем с целью дальнейшего засекречивания. В повестке дня уже принятой единогласно при одном воздержавшемся, значится ряд вопросов…
– А кто воздержался? – перебил Сюняев.
– Ты, – ответил Гиря невозмутимо. – Мне потребуется оппозиция. Вопрос первый: как случилось, что весь ареопаг собрался нынче в полном составе без всякого моего указания. Вам что, делать нечего?
– Видимо, это случайность, – предположил Кикнадзе.
– Очень может быть, – согласился Гиря. – Но согласитесь, это крайне маловероятное событие.
Действительно, за последние полгода такое случилось впервые. После краткого обсуждения все пришли к выводу, что да, событие маловероятное, но у каждого были причины именно сегодня находиться именно здесь.
– Я бы не обратил на это внимания, если бы именно сегодня до меня не дошла весть о кончине Калуци, – пояснил Гиря. – Подумайте, не имели ли сегодня место еще какие-либо чудеса и невероятные события.
– Да, – вдруг сказал Сюняев. Он был весьма озадачен, что случается крайне редко. – Сегодня утром я поздоровался с господином Таккакацу.
– И он тебя укусил? – ядовито осведомился Штокман.
– Нет. Но последний раз мы с ним здоровались… Не помню даже когда! Он ведь… Ну, вы же знаете, он вообще уже еле ходит, и безвылазно сидит на месте.
– Знаем, – сказал Гиря. – Где это случилось?
– На выходе из Канцелярии.
– И что дальше?
– И ничего. Мы раскланялись, а он вдруг и говорит, что хотел бы обсудить ряд вопросов с господином Гирей лично.
– Вот как? – Гиря недоверчиво покачал головой. – Ты предложил связаться по видеофону?
– Да. Он проигнорировал, как будто и не слышал. И попросил передать его просьбу.
– Ага… Придется встретиться. Он ведь ветеран? Больше ста, а все сидит?
– Сто два года. Из них тридцать бессменно руководил прогнозистами, – сказал Кикнадзе, – теперь в ранге советника.
– Зураб, а может быть ты с ним встретишься, да все и разузнаешь. Мне бы не хотелось, в силу ряда причин.
– А субординация?
– Я тебя наделяю самыми могучими полномочиями. Могу титул дать. Граф устроит?
– Герцог будет лучше, но боюсь Сюняеву на мозоль наступить.
– Мне что – давай хоть маркиза. Я за дело болею, – буркнул Сюняев.
– Тогда герцог, и в течение трех дней, – подвел черту Гиря. – Так… От антидепрессанта протряхли? Тогда все, приступаем к делу. Вопрос: смерть Калуци достоверна?
– И даже более того, – сказал Штокман.
– Что значит, более того?
– Сегодня утром тело кремировали.
– Как это кремировали?! В каком смысле?
– Петя, ты как вроде нервничаешь… Вчера утром он умер, а сегодня утром тело кремировали.
– Быстро, однако… А кто-нибудь вообще это тело видел? Кого, собственно кремировали?
– Петя, ты в своем уме? – вмешался Сюняев. – Ты что же, думаешь… Это же невозможно!
– Да, – Гиря махнул рукой. – Ты прав. У меня на Калуцу уже стойка, как у собаки… Все же, думал, не чужой человек. Должна же быть какая-то панихида, прощание с телом. Надо было лично сходить – я ведь и с женой знаком, и с дочерью…
– Была панихида, была, – ворчливо сказал Штокман. – И тело было Калуцы. Все, как положено.
– А что же они не сообщили?
– Кому надо – сообщили. А тебя упустили из виду, в виду отдаленности места пребывания.
– Жаль.., – Гиря помолчал, потом поднял голову обвел присутствующих взглядом и сказал: – Надеюсь, всем понятно, что начинается новый этап?
– Понятнее некуда, – пробормотал себе под нос Сюняев. – Опять начнем кругами бегать…
Гиря его проигнорировал.
– Какие будут соображения? Штокман? – сказал он с напором.
– Надо подвести черту.
– Верно. Надо. Еще. Сюняев, что молчишь? Где хваленый интеллект?
– Надо бы отследить реакцию верхов, – задумчиво произнес Зураб Шалвович. – И кроме тебя это сделать некому.
– Ну уж!
