– Свежо! – пробормотал Гиря. – Давно сварил?
– Это не я сварил, – сказал Сюняев задиристо. – Это придумали еще двести лет назад, когда плавали по морям-окиянам и бороздили воздушный.
– Возможно и так, – Гиря повернулся ко мне. – Вот, Глеб, смотри на него – он весь тут. Он думает, что меня можно обвести вокруг пальца, но я знаю его как облупленного. Основная особенность стиля Валерия Алексеевича заключается в том, что он начинает думать, когда нашкодит. И сейчас, он сначала устроил скандал, а потом сообразил, что надо же что-то предложить взамен того, что он покрыл матом. Тут у него мозги и заработали!
Мне показалось, что Валерий Алексеевич сейчас вскочит, начнет рвать рубаху на груди и стучать в нее, выкрикивая: 'Кто? Я?! Да ни в жисть!', и тому подобное. Но Сюняев только молчал и сопел, как мальчишка, вызванный к доске и уличенный в халатном отношении к творчеству Лермонтова.
Я, собственно, только теперь понял, к чему клонится разговор. Суть проблемы состояла в том, что все попытки контролировать правильность использования судов Космофлота с позиций безопасности сводились на нет двумя службами ГУК – диспетчерско-навигационной и эксплуатационной. Противоречия носили объективный характер. Суда выходят из строя, а людей, сырье и грузы надо доставлять по утвержденным планам. Все суда делятся на классы, в соответствии с предназначением. На лайнерах, скажем, нельзя возить некоторые грузы, а на балкерах – пассажиров. На рейдерах все это можно, но рейдеры не ходят по маршрутам. Причем, запреты, налагаемые Уставом, категоричны, а обстоятельства – какие угодно. Компромиссы и обходные пути, которые находят эксплуатационники, нас не всегда устраивают, потому что усугубляют последствия аварий.
Но именно Валерий Алексеевич курировал это направление и занимался всеми безобразиями в отсеках КК. То есть, практически все серьезные аварии расследовал он. Кикнадзе занимался стационарными объектами и службами, Карпентер – 'человеческим фактором', а Штокман был универсал и мыслитель. Он анализировал, делал выводы, и предлагал кары.
Планеты, спутники и астероиды двигались строго по своим орбитам, а вот КК перемещались по трассам в виде замысловатых траекторий, усугубляя задачу Сюняева. Помимо собственно расследований, он должен был, заботиться о предотвращении происшествий, и 'профилактика' была его любимым словом. А любимым занятием – инспекторские налеты на космопорты и орбитальные базы Космофлота. У него даже были специальные титулы: 'главный советник Коллегии ГУК по вопросам безопасности' и 'главный инспектор'. Вообще говоря, последний должен был носить Гиря по должности, но он очень ловко из-под него вывернулся, мотивируя тем, что является членом Коллегии, руководителем отдела безопасности и одновременно ВРИО руководителя сектора безопасности. Почему он уже пять лет был ВРИО, я не знаю, но думаю, что такое его позиционирование было частью какой-то хитрой политики.
Что касается Сюняева, то он одним своим видом приводил в состояние трепета бывалых капитанов, даже при отсутствии нарушений на борту, а уж если таковые имели место, и, упаси Бог, приводили к последствиям… Видели бы они, как он сейчас отбивался от Гири, то-то бы вскипела желчь! Какими тонкими язвительными улыбками покрылись бы физиономии космических волков и прожженных орбитальных администраторов.
– Но нет худа без добра, – констатировал Гиря, направляясь в свой закуток между сейфом и столом.
Валерий Алексеевич испустил шумный вздох. Первый, самый драматический акт пьесы был сыгран, начинался второй.
– Обмозгуем, разработаем, предложим, – сказал Гиря. – Но это когда еще будет, и будет ли вообще. Страсти будут кипеть вокруг затрат и кресел. Но нам на это начхать. Хотите безопасность – делайте по- человечески, не хотите – делайте что хотите, но потом не обижайтесь. Правильно я говорю? – Гиря прочно уселся на место. – И что, действительно одно судно в трех местах?
– Именно, Петя, именно!
– А где оно фактически?
– Вопрос на редкость глупый, и совершенно бестактный.
Можно было только удивляться, с какой скоростью Валерий Алексеевич перешел из состояния распекаемого школяра, в фазу самоуверенного и знающего себе цену заместителя начальника отдела, выполняющего боевую задачу на посту. Вообще-то за время работы в отделе я имел возможность изучить характеры старших коллег. Но впервые оказался свидетелем того, как в среде этих характеров зарождается новое направление в деятельности отдела. Ибо, как я понял, теперь Гиря начнет строить политику. Это такое многоэтажное здание с запутанной системой коридоров, куда он загонит всех смежников, и где последние будут шарахаться, пока не соберутся в одной комнате, из которой не обнаружат никакого выхода. Там уже будет сидеть Петр Янович. Он воздвигнет свой перст и укажет правильное направление.
Автор идеи, несомненно, Сюняев, но Гире на это плевать. Чужие идеи он схватывает мгновенно, и никогда не пытается сделать вид, что он – соавтор. Напротив, предъявив саму идею коллегам, он тут же называет автора, и предлагает всем брать пример, мотать на ус, учиться мыслить столь же четко и масштабно, а также гордиться тем, что в их рядах работает человек практически гениальный, если абстрагироваться от его наследственной лени или патологической вспыльчивости.
Что касается Сюняева, то однажды, в приватном разговоре, Кикнадзе мне сказал доверительно, что Валерию Алексеевичу цены нет.
'Видишь ли, Глеб, Сюняев обладает таким редким качеством, как полное, абсолютное бесстыдство. Но не в том смысле, что он человек бессовестный или непорядочный. Вовсе нет. Но про таких людей, извини, говорят: 'ты ему плюй в глаза, а ему все – Божья роса'. Просто удивительно, с какой скоростью Валера оправляется после любой конфузии. Вот он разбит, уязвлен и повержен. Враг торжествует, теряет бдительность, и с изумлением обнаруживает, что его берут за глотку. Я это наблюдал сто раз, и сам подвергался неоднократно. Поэтому меня Гиря не трогает, а Сюняев у него – штатный мальчик для битья. Просто он поддерживает необходимый уровень адреналина в крови Валерия Алексеевича'.
Я отметил, что данный эпизод как нельзя лучше иллюстрирует мнение мудрого Зураба Шалвовича.
– Глупый? – переспросил Гиря, и задрал брови. – И еще, вдобавок, бестактный… Ай да я! Надо же было так опростоволоситься. В самом деле, какая разница, где находится данный КК, если он и без того не может находиться в трех местах разом.
– Вот именно! – поддержал Сюняев, не чувствуя подвоха.
– Совсем старый стал, – признался Гиря Сюняеву. – Задаю глупые и неуместные вопросы старшим подчиненным в присутствии младших. Гнать меня надо в три шеи! Но все же, где именно он находится, этот несчастный КК, ты поинтересоваться не изволил?
– Изволил. Он стоит в лунном доке на ремонте.
– Х-ха! – Гиря стукнул кулаком по столу. – Так я и знал. Он себе стоит, подвергаясь ремонту, а тем временем два остальных перемещаются в разных направлениях, перевозя живую силу и технику.
Сюняев забеспокоился и занервничал:
– Поясни. К чему ты клонишь?
– А вот к чему. Одно дело, если судно неизвестно где. Просто не всем известно, или кому-то неизвестно. Но другое дело, если где оно – известно, а что-то – неизвестно что – якобы, перевозит какой-то груз, или, упаси Боже, каких-то сомнительных личностей, что подтверждается накладными, либо иным документальным образом. Что же мы получим в результате? По документам значится, что этот груз, или личности где-то там, скажем возле Сатурна, куда мы дотянемся не скоро. А на самом деле, они неизвестно где, творят безобразия и угрожают безопасности. Самое неприятное, что мы не знаем, где именно, а значит, не можем принять адекватные меры.
– Кто это тебе доложил?
– Никто. Я и не утверждаю, что все обстоит именно так. А вот ты можешь утверждать, что все обстоит совершенно по-другому?
– Нет. Но я тоже, извини, не дурак, и сделал запрос. И ты, догадываясь об этом, мог бы не делать из меня дурака в присутствии.., – Сюняев показал большим пальцем руки на меня.
– Я ему преподал урок, – самодовольно заявил Гиря. – Это мы с тобой учимся на своих ошибках, а ему нет нужды. Все равно мы, в смысле ошибок, люди конченные. Пусть учится на наших, пока есть возможность… Короче, вместо того, чтобы устраивать скандал, ты должен был все аккуратненько выяснить,
