и докладную – на стол. Вот тогда был бы вежливый разговор. А так пришлось кричать, но Астор и сам покричать не дурак.
Сюняев подумал немного, прищурил один глаз и воскликнул:
– Ч-черт! Ты полагаешь?..
– А кто ж их знает, негодяев…
– У тебя есть что-то еще?
– Угу.
– Предупредил бы.
– Нельзя. Надо независимо. Что ищешь, то всегда найдешь.
– Верно.., – Сюняев еще больше озаботился. – Я исходил из того, что это просто бардак.
– Так надо было и убедиться, что это – просто бардак.
Теперь они понимали друг друга с полуслова, а я – не вполне. Поймав на себе мой взгляд, Гиря кивнул.
– Сейчас, Глеб, все прояснится… Меня, Валера, интересует психологическая ситуация во время твоего демарша. Они перепугались, или разозлились? Или просто растерялись? Попробуй вспомнить, кто как себя вел?
– А кто на тебя вышел?
– Нет! Ты.
– Понял. Та-ак… Даунинг – главный диспетчер – тот просто ошалел. Атаманов вообще не отреагировал. Махнул рукой, мол, не до тебя – видишь сколько всего. А вот Дю Шале – тот буквально взорвался. Посоветовал не совать нос туда, где мы ничего не смыслим… Он?
– Нет, не он, а кое-кто повыше. Аж Бадалян – вот кто. Член Коллегии, куратор навигационных и технических служб. Похоже, ты их таки достал, – Гиря потер руки. – Извини, Валера, но с паршивой овцы хоть шерсти клок…
– Свинья ты все же, – обиделся Сюняев.
– Есть немного… Но факты, Валера, факты! Так что мы оба – животные.
Я вспомнил, что согласно Священному Писанию овца – чистое животное, а свинья – нечистое. И внутренне похихикал.
– То есть что, открыли новое направление? – уточнил Сюняев.
– Новое? Новое – это хорошо забытое старое. – Гиря задумался. – Есть у меня ощущение или предчувствие, что оно не очень то и новое… Какое-то мельтешение наблюдается. Рябь на поверхности… Меня начинают пасти.
Сюняев усмехнулся:
– Вот это они напрасно. Лучшего способа тебя взбодрить нет. Ты ведь отъешься и обнаглеешь… Надо бы выдумать рабочую гипотезу.
Это – стиль Валерия Алексеевича. Он не терпит расследовать факты. Если расследование ведет он, ему обязательно нужно искать доказательства или опровержения какой-нибудь версии, пусть даже самой дикой и фантастической. А вот в других он этого терпеть не может. Сразу плюется и шипит, как чайник.
– Вот тебе версия: я предполагаю, что кто-то, куда-то, чего-то возит.
– Это ты уже говорил, – нетерпеливо перебил Сюняев.
– Да, но я предполагаю наличие центров притяжения. Все стекается в одно-два места. Надо установить факт, а потом установить цель. Этим ты и займись на досуге. И прошу: не форсируй, запасись улыбками, действуй ласковым словом. У меня есть еще зацепки, но пока я их тебе не дам. Может быть ты на них с другой стороны выйдешь.
– Спиридоновщина, – произнес Сюняев брезгливо. – Таинственщина и многозначительщина!
– Зато приятно, – невозмутимо заметил Гиря, утыкаясь в какие-то бумажки. – Держишь все нити в руках, чувствуешь себя спасителем человечества.
– У меня дочь на выданье, а ты гоняешь как лошадь. Я, наконец, мемуары хочу писать!
– Затем и гоняю, чтобы было о чем.
– Чувствую, сдохну где-нибудь на Марсе, и внук даже не узнает, какой орел был дед.
– Был бы внук, а уж мы тебя запишем на скрижали – будь покоен. Жениться надо было вовремя, – буркнул Гиря.
– Без внука работать как вол не желаю! – сварливо заявил Валерий Алексеевич. – Ты начальник – должен обеспечить все условия для нормальной работы.
Гиря поднял голову от бумаг:
– Послушай, Валера, ты хоть думай, что говоришь. Сына – еще туда-сюда, но внука-то как я тебе обеспечу?
– Не знаю – это твои проблемы… И еще, у меня подозрения, что моя жена мне изменяет. Прими меры.
– Кого подозреваешь?
– Кикнадзе.
– Чушь. Меня бы заподозрил – я бы понял… И на кой бес тебе жена? Жена внука не родит.
Разговор угас. Сюняев поднялся.
– Ты все мне сказал? – поинтересовался он. – Может еще какую пакость припас? Тогда давай сразу.
– Все.
– Тогда я пошел. Дочь буду воспитывать.
– А! – Гиря встрепенулся. – У меня идея. Давай-ка мы Глеба к твоей Валентине пристроим. Ты его пригласи в гости, приласкай.
– Не знаю, не знаю.., – Валерий Алексеевич бросил задумчивый взгляд в мою сторону. – Мы-то с Глебом общий язык найдем, а вот Валентина… Совершенно неуправляемое существо! Нет, женщины для меня непостижимы…
– Ты только санкционируй, а дальше тебя уже не касается, – напористо сказал Гиря.
– Ну, допустим, санкционирую. И что?
– И все. И будь здоров. А мы тут с Глебом еще пошепчемся. – Гиря повернулся к сейфу.
– Между прочим, Глеб, дочь истребовала твой видеокод, – сказал Сюняев, проходя мимо и делая мне ручкой в знак сочувствия. – Так что жди звонка…
И вышел за дверь. Пока я размышлял над этим фактом, Гиря извлек из сейфа свою синюю папку и водрузил на стол, пробормотав:
– Э-эх, грехи наши тяжкие… Бумажки, бумажки, бумажечки!.. Где оно тут?.. Обрати внимание, сегодня за весь день ни одного звонка. Как думаешь, это неспроста?
– Нет, скорее случайность.
– Случайность, как говаривал покойный Спиридонов, это плохо осознанная необходимость. Видеофон я отключил к чертовой матери, а по селектору фигурирует мое доверенное лицо в лице Василия Куропаткина. А меня после обеда нет. Ибо… – Гиря махнул рукой. – Короче, надоели все. Хочется сесть и поразмышлять. Вообще осмыслить ситуацию.
– В связи с Калуцей?
– И с ним тоже. Посажу тебя в крэсло, а сам уйду в отпуск. То-то Сюняев взбесится!
Обычно в отсутствие Петра Яновича, его замещал Валерий Алексеевич. В эти редкие дни никто нас не беспокоил, и существенно уменьшался поток бумаг, требующих нашей согласующей подписи. Ибо все знали, в чьих руках полномочия и бразды правления. Количество фиксируемых происшествий уменьшалась в три раза. Гиря однажды даже предложил снять себя с должности и посадить Сюняева навечно с целью улучшения показателя безаварийности втрое. Как сказал Гиря, предложение было отклонено с формулировкой: 'не сочли целесообразным'. 'Все так перепугались, что даже формулировку не сумели подобрать', – раскрыл тайну Петр Янович.
– Он мне этого по гроб жизни не простит! – буркнул я.
– Заблуждаешься, – сказал Гиря рассеянно. – Валера не любит нести бремя ответственности, и будет резвиться, как ребенок. Все получат массу удовольствия…
Он выудил из кипы в папке какой-то документ, прочитал и удовлетворенно щелкнул по нему
