списывают в расход. Спасательная экспедиция — название для галочки. Жаль, я не инспектор и у меня нет полномочий. Мне хотелось бы как следует расспросить Самойлова об инциденте, после которого он остался один в базовом лагере. Почему аборигены его не забрали? Как это произошло? Видел ли он возможных похитителей или нет? Люди не моли, они просто так не исчезают. Там дело нечисто, совсем нечисто. И они все скрывают от нас это, отводят глаза дурью. Разговорами, картинками, уводят прочь от ненужных расспросов. Я хочу узнать границы дозволенного. Кэро? — она небрежно размазала капельку по коже, оставив бледно розовый след.
'Так-то лучше', — Кэро спрятал улыбку в уголках губ. Шутливо поклонился и вытянул руки в направлении выхода:
— Прошу вас, Янат сохо.
8 глава
Я люблю дождь. Особенно летом.
Первые тяжелые капли срываются с неба, гулко ударяют о крышу, скаты козырьков над порожками, оставляют в пыли круглые кляксообразные следы. Гремит. Небо темнеет, надвигается. Тучи надутые, неповоротливые, как пузатые лодочки, бережно несут по небу свои одутловатые тела. На сплошной серой глади, затянутом свинцовой простыней небе, то там, то здесь дырочками светятся голубые прорехи. Вокруг ложатся странные коричневые тени. Мир тухнет, уходят яркие краски, насыщенность. Это царство сепии, коричневато-зеленых оттенков, приглушенных звуков и напряженности. Ею, словно электрическим током пронизана каждая крупинка, каждая травка и досточка.
Небо разрезает белая молния. Ее след напоминает сеть кровеносных сосудов из какого-нибудь научного фильма. В этой ослепительной вспышке напряжение достигает своей кульминации и спустя мгновение раздается мощный звук — удар грома. Все замершее в немом предчувствии внезапно оживает. Сильным порывом ветра треплет верхушки деревьев, срывает с веревки белье, и с дробным звуком падают с веток яблоки. Взвывая в трубе, ветер несется дальше, поднимает фонтанчиками пыль, распластывает ровные полянки травы. Воздух сухой и пыльный, от него свербит в носу, его не хватает и, духота кажется, почти невыносимой. Вдруг, грянуло! Ту-тук-тук…застучало по земле с нарастающей частотой, словно приближающийся поезд, победно дающий гудок перед прибытием на станцию. Стук переходит сначала в шелест, а затем и равномерный ритмичный гул.
С выдохом облегчения, так как невыносимое напряжение, наконец, отпускает, я сажусь у окна и наблюдаю.
За окном стена дождя. Она похожа на равномерную туманную дымку и в то же время, я вижу струи, которые, бам-бам-бам, вколачиваются в землю. Они собираются в ручейки и смывают пыль, сор, помет, волокут за собой мелкие щепочки, закручиваются в водовороты. От земли поднимается пар, влажные испарения смешиваются с холодными струями, и я чувствую себя как в тропическом раю. Воздух наполняется свежестью, остро пахнет травой, сырой землей, прибитой пылью и давленной на дороге алычой. Форточка может впустить лишь малую толику этого бодрящего, жизнерадостного коктейля.
Капельки ползут по стеклу. Каждая, чья-то жизнь: короткая и стремительная, длинная и неторопливая, прямая или извилистая, но все они рано или поздно оканчиваются рамой. Окно запотевает, и я раздумываю, стоит ли открыть его, но пугаюсь, что створки распухнут, и ничего не делаю. На улице уже не ручейки, а лужи, миниатюрные моря и реки. Весело журчит вода, плывут по поверхности крупные круглые пузыри-кораблики. Где-то рядом, кап-кап-кап, стекает по стене дома и срывается на бетонную дорожку ниточка хрустальной воды.
Дождь идет долго. Он начинается утром около одиннадцати и идет весь день. Изо дня в день. Постепенно добавляя по капле щемящую грусть и печаль в переполненную бочку горя.
Ему нет конца. Прохладу сменяют сырость и холод. Земля раскисает, превращается в непролазную грязь, чавкающую под ногами. Хляби небесные не желают закрываться, переворачивая ведра ледяной воды на мир внизу. Серое хмарное утро превращается в серый же день и серый вечер. Солнце не может пробиться сквозь ватное одеяло туч, а они лишь плотнее сбиваются на небе, подобно нежданным оккупантам.
Я ненавижу дождь.
9 глава
Янат чувствовала, как дрожь охватывает все тело. Сладкие мурашки бегут от пальцев рук к спине и стекают волнами предвкушения. Одна рука Кэро скользила по ее ягодицам, вторая, зарывшись в волосы, поддерживала затылок. Губы птаирианца почти касались ее губ, и их дыхание смешивалось. Янат первая потянулась ближе, обняла за шею, закрыла глаза. В глубине души, ей казалось, что происходящее как-то неправильно, неестественно что ли, и хотела (совершенно точно хотела) отстраниться, но вместо этого рот ее покорно приоткрылся, впуская язык Кэро. Он вздохнул и жадно приник сильнее. Пальцы зарывались в короткие волосы, давили на затылок и не давали Янат отодвинуться. Она дернулась, сильнее и, наконец, упершись ладонями в его грудь, оттолкнула. Взгляд у Кэро стал недоумевающим. Она слышала звон в ушах, и тяжелые бухающие удары сердца. Воздуха не хватало, как не хватало и слов, чтобы выразить все охватившие ее противоречивые чувства.
— Янат, — Кэро шагнул ближе, и его черные глаза требовательно смотрели на нее, — ты впустишь меня, наконец?
— А… — она захлопала ресницами, а птаирианец шагнув вперед, схватил ее за плечи. Тряхнул, раз, другой. Почему-то встряхиваний она не почувствовала, зато где-то на краю сознания услышала назойливый пронзительный писк.
— Янат! — крикнул Кэро и его глаза заполнили все пространство, — сколько я здесь торчать буду?
Янат открыла глаза и безумным взглядом уставилась в потолок. Ей потребовалась пара секунд, прежде чем дошло, что она видела сон, а реальный Кэро стоит за дверью (согласно вчерашней договоренности пришел к десяти) и ждет. Она похлопала себя по щекам, пытаясь проснуться и прийти в себя. Голова оставалась дурной, все виделось мутным. Сказывались посиделки до четырех. Она приподнялась на локтях. Одеяло лежало на полу, видимо, соскользнуло во время сна. Янат любила спать голой и то, что сейчас открылось взгляду, заставило ее сначала подскочить на постели, а потом начать судорожно рыскать взглядом по комнате.
— Янат! — в голосе Кэро зазвучало даже не возмущение, откровенная злость.
Она, не глядя, ткнула в кнопку над кроватью и заорала:
— Кэро, прости, проспал, у меня некоторые физиологические трудности. Погоди минуту, я не одет.
— Трудности? Проспал? Не одет? — птаирианец замолчал, видимо, переваривая услышанное. Янат схватила одеяло и завернулась в него. Растерянно оглянулась, увидела, наконец, комбинезон, вцепилась в рукав и отправилась в санузел. На полпути спохватилась, вернулась к двери.
Вошедший Кэро разглядел лишь спину Шептуновой. Более всего его поразил вид волокущегося за ней по полу комбинезона.
— Я сейчас, — услышал он голос Янат и шипящий звук закрываемой двери. Удивленный и немало раздосадованный ее поведением (к которому надо сказать, он начинал привыкать) Кэро сел возле портативного компьютера и любопытства ради заглянул в него, проверяя свою догадку. Довольно хмыкнув, несчастная Шептунова опять просидела почти всю ночь, в попытках найти недоступную или просто-напросто несуществующую информацию, он хлопнул себя по коленке и спросил:
— Ты объяснишь?
