(буквальность и заклинательный магический характер религии финнов; родоначальники магии, халдеи, были угро-финского происхождения).
Сущность распри: «Чем определяется религиозная истина: решениями ли власти церковной или верностью народа древнему благочестию».
Спор кончился тем, что власть церковная заменилась властью «доброго и смелого офицера», а верность мирянина потеряла путеводную звезду (мое изложение).
«Я даже затрудняюсь назвать его великим человеком — не потому, чтобы он не был достаточно велик, а потому, что он был похож на великанов мифических: как и они, он был огромною, в человеческий образ воплощенною стихийною силою, всецело устремленной наружу, не вошедшею в себя. Петр В. не имел ясного сознания об окончательной цели своей деятельности, о высшем назначении христианского государства вообще и России в частности».
Был у Над. Алекс. Огаревой по делу спасения книг Стаховичей, и пахнуло на меня (из меня) той прежней сословной ненавистью к дворянству. Верно — мало кто научился чему-нибудь из опыта своего беспримерного страдания...
Они все мечтают об одном, как бы возвратиться в свои владения, на этом пути они родину никогда не узнают, и деревья им не поклонятся, деревья их родины срубят.
Я встречаюсь на улице и говорю:
— Колчак идет!
— Идет?
— Идет!
Им до сих пор не наскучило ожидать помощи извне...
Продолжение Невидимого града:
Вот моя книга окончена. Я хочу ей дать название и думаю: откуда же, в конце-то концов, произошли представления о Невидимом граде, не может быть, чтобы до этого дочувствовался самостоятельно заволжский старовер[226]. «Кто бы мне об этом лучше всего рассказал?» — думал я, и Мережковский сам собой навязывается, вспомнил, что в Китеже встречали Мережковского, я пишу ему про это письмо, и он мне отвечает немедленно и назначает час.
К лекции о краеведении:
Вспомните, когда вы блуждали в лесу или зимой в поле, и вот показался лес, показались деревья, это лес ваш, это деревня, где вы выросли, но вы не узнаете места и рассматриваете его как посторонние, — как оно вам кажется, как представляется? Но вот вдруг вы узнали его — и все очарование исчезло — свое место, цветы, вы обрадовались другой радостью, что можно отдохнуть в нем, и забыли очарование, как сон. Это два совершенно разных чувства. И вот еще два разных чувства: вы смотрите на землю и луг, покрытый цветами, и вам кажется, что это только у нас так хорошо. Но вы смотрите на разлив, и вам представляется океан и радость всего мира. Чтобы узнать, чтобы понять свой край, нужно заблудиться и увидеть его вновь, и удивиться, и полюбить, и узнать по-новому.
Поэт, писатель, ученый, открывающий в нас новые чувства, дающий нам новые знания — все они, чтобы дать новое, внутри себя разбили старое, заблудились в обломках и увидели новый свет.
Но это были отдельные немногие лица, теперь весь народ сломал свое старое, и каждый может, если захочет, — и он должен это сделать — посмотреть своим глазом на свою родину.
Мы, кто имел личный опыт в этом, должны помочь этому человеку, указать ему пригорок, с которого он увидит.
Тяга и любовь.
Итак, два чувства: земли и моря, чувство своего. Третий пример: вещица эмалевая в магазине, и когда вы ее купили, она ваша.
Тяга земли — к земле, внутрь, войти в дом, и тяга моря — выйти из дома на Божий мир.
Наша история: 1-й период, Москва — тяга к земле, второй, Петербург, — к морю.
Сейчас время, когда то и другое скрестилось.
Теперь нужно соединить то и другое чувство: дело собирания Руси и дело собирания человека. Что соединит то и другое? — человек, то есть существо творческое, своим творческим процессом человек должен соединить то и другое.
Задача наша — помочь каждому желающему стать на этот путь.
Национальный вопрос в России. Влад. Соловьев.
«Личное самоотвержение, победа над эгоизмом не есть уничтожение самого
Надо бы условиться, что ego означает,
«Полное разделение между нравственностью и политикой составляет одно из господствующих заблуждений и зол нашего века».
(Государство во время войны восходило как красная планета, движущаяся не по нашим человеческим законам.)
— Лучше отказаться от патриотизма, чем от совести.
— Эмпирики. Англичанин имеет дело с фактами, мыслитель Немец — с идеей: один грабит и давит народ, другой уничтожает самую народность.
— Идея культурного призвания может быть самостоятельной и плодотворной только тогда, когда это призвание берется не как мнимая привилегия, а как действительная обязанность, не как господство, а как служение.
— Мы различаем народность от национализма по плодам их.
Национализм есть «народность, отвлеченная от своих живых сил, заостренная в сознательную исключительность и этим острием обращенная ко всему живому».
(Те же слова о коммунизме):
«Самозванная миссия»... (большевики) или «историческая обязанность».
— Человек все-таки есть существо логичное и не может долго выносить чудовищного раздвоения между правилами личной и политической деятельности.
— Христианский принцип обязанности или нравственного служения — совершенный принцип политической деятельности.
— Высшее и безусловное добро есть дело всемирного спасения... достаточное основание для всякого самопожертвования... тогда как на почве своего интереса решительно не видно, почему своими личными интересами должны жертвовать интересу своего народа.
— Народность не есть высшая идея, которой мы должны служить, а есть живая сила природная и историческая, которая сама должна служить высшей идее.
Такой взгляд является «национальным без эгоизма и универсальным без капитализма».
— Для того чтобы народ был достойным предметом веры и служения, он сам должен верить и служить чему-нибудь высшему и безусловному: иначе верить в народ, служить народу значило бы верить в толпу людей, служить толпе людей.
— Народ в своей самобытной особенности есть великая земная сила. Но чтобы быть силой творческой, чтобы принести плод свой, народность, как и всякая земная сила, должна быть оплодотворена воздействиями извне, и для этого она должна быть открыта таким воздействиям.
— Поэтому можно и должно дорожить различными особенностями народного характера и быта как украшениями или служебными атрибутами в земном воплощении религиозной истины.
— Пробуждение национального самопознания, то есть познание себя как служебного орудия в совершении на земле Царства Божия.
— Мы как народ спасены от гибели не национальным эгоизмом и самомнением, а национальным