потеряет бдительность, и тогда…
— Но она, знаешь ли, не верит ни в существование души, ни в жизнь после смерти… Так что, может, не стоит ее звать. Поговорим с тобой. У Дженни, конечно же, есть душа.
— Ну да, она даже лает во сне. А если бы у нее не было души, она разве лаяла бы.
— Вот видишь, у всех животных есть душа.
— И у Рыжего кота с наших дач?
— И у него, — кивнул дедушка. — Душа бывает даже у кукол, если с ними долго разговаривать и не мучить.
— И у моего плюшевого зайца?
— Конечно. Ведь в детстве ты его так любила.
— Понятно. То-то, когда Дженни нашла его под диваном всего в пыли, он смотрел на меня так выразительно.
— Душа бывает у деревьев и цветов. И даже у некоторых вещей. Вот, например, когда вещи куда-то вдруг деваются, то это они от нас прячутся. Что зачастую очень разумно.
— И что, у маминого автомобиля тоже есть душа? — спросила Женя.
— Ну, как раз в этом я сильно сомневаюсь, — сказал дедушка и снова взялся за газету.
Первый лед
А потом замерз пруд. Во вторник.
Это произошло уже в конце ноября, и взрослые говорили, что в этом году рано наступили морозы. Женю всегда интересовало, почему про мороз говорят во множественном числе. Быть может потому, что в первый день — это один мороз, а если холодно и красный столбик ртути в уличном градуснике, прибитом дедушкой к раме за окном гостиной, уходит ниже нуля и на второй день, то это уже два мороза. И вместе получаются морозы.
Пруд замерз, но ходить по тонкому льду было еще нельзя — не то, что на коньках кататься. Об этом предупреждал плакат, укрепленный на двух вбитых в землю кривых трубах. Наверное, этот транспарант использовался не один год, потому что краска на нем расплылась, и от надписи тянулись вниз ржавые подтеки. Женя видела этот плакат и в прошлом году, но тогда она еще плохо читала. А теперь к концу подходила уже вторая четверть, и Женя уже пыталась даже читать Щелкунчика без всякой посторонней помощи. Она любила эту сказку, во-первых, потому, что она страшная, один Мышиный Король чего стоит, а во-вторых, потому, что все кончалось хорошо, и герои оказывались в городе, где все было построено из сластей. Даже балконы домов были из марципана.
Пока лед не принялся, с Дженни гуляли только во дворе. Потому что за зиму она очень окрепла, и осенью, стоило зазеваться, тут же норовила залезть в этот пруд и вдоволь наплаваться. Что ж, это неудивительно, она же водоплавающая собака, и лабрадор — младший брат ньюфаундленда с далекого северного датского острова. Говорят, ньюфаундленды даже помогают ловить рыбу тамошним рыбакам. А Дженни тоже была собака охотничья, подружейная, как объяснил маме хозяин Афонии, и могла доставать из пруда или там болота подстреленную дичь.
Женя и Дженни, как и все окрестные ребятишки, и все соседские собаки, теперь ждали морозов, когда лед окрепнет, и на пруду откроют каток. Тогда ранними зимними вечерами на пруду будет зажигаться веселая иллюминация, подмигивающая прохожим цветными огоньками. И будет греметь жизнерадостная музыка и звучать популярные песни, которые что ни день передают по телевизору. А Дженни будет играть с мальчишками в футбол, весело прыгая и пытаясь отнять у них мячик. А дедушка будет за нее болеть: сам он давно уже не играет в футбол, но смотрит его по телевизору. И все вместе это будет означать, что уже скоро, совсем скоро — Новый год, подарки под разукрашенной нарядной, пахнувшей лесной хвоей, елкой с алой звездой с обгрызенным краем на макушке, запах мандаринов и зимние каникулы. И тогда не надо будет ходить в школу, и с Дженни можно будет гулять с самого утра.
Пока дело не дошло до катка, Женя гуляла с Дженни во дворе в белых с опушкой сапожках, в шубке и цветных варежках на резинках, что б не потерялись. Ведь и варежки, если верить дедушке, вещь одушевленная: они то и дело норовят куда-то спрятаться, шмыгнуть и затаиться…
И вот в первый же день, когда на лед стало можно выходить, Женя с дедушкой под вечер повстречали, наконец, на пруду Нину Николаевну с Мартой. Марта с Дженни так обрадовались друг другу, как могут радоваться только старые приятельницы, никогда ничего дурного друг дружке не сделавшие.
— Что-то давно вас не было видно, — учтиво сказал дедушка.
— Не говорите. Мы такое пережили, — сказала Нина Николаевна, — вспомнить страшно. Наша Марта все лето тяжело болела.
— Но, кажется, она поправилась, — сказал дедушка, ласково улыбаясь. — Выглядит очень бодро. Я бы даже сказал, Нина Николаевна, Марта выглядит весело.
— Уж и не говорите, — повторила Нина Николаевна. Наверное, она много натерпелась, и лето на даче было для нее испорчено.
Дома Женя рассказывала, уминая телячьи котлеты с картофельным пюре и соленым огурцом:
— Представляешь, бабушка, оказывается, все лето Марта проболела.
— Да что ты! — всплеснула руками бабушка.
— Она так болела, что думали — она умрет, — подтвердила Женя, несколько дополняя и изменяя слова Нины Николаевны. Наверное, для убедительности и пущего эффекта.
— Бедная Ниночка, — сказала бабушка.
— Ну, ничего, Марта выздоровела, — утешила бабушку Женя. И добавила: — Что ж, неплохой выход из положения…
С Вампиром Женя не разговаривала. И не смотрела в его сторону. Она даже попросила Константина Сергеевича пересадить ее за другую парту. Но тот отказал. И потом объяснил маме Жени после родительского собрания, что по его наблюдениям ваша девочка производит на своего соседа положительное педагогическое воздействие. По неосторожности, мама громким шепотом пересказала эти слова бабушке за ужином, но Женя из своей комнаты все слышала.
— Еще б не производит, — пробормотала она, гордясь собой. — Уж если я воспитала собаку- медалистку, то перевоспитать какого-то мальчишку мне раз плюнуть.
Но это она хорохорилась, конечно. Потому что ее начинало волновать, что Витька-Вампир на нее тоже — ноль внимания. Даже на уроках он больше не толкался локтем, не списывал у Жени, а плевал жеваными бумажными шариками из трубки, скрученной из тетрадного листа, совсем в другую девочку-отличницу, сидевшую от них через проход. Это он нарочно притворяется, с тревогой думала подчас Женя, или и вправду я его больше не волную? Но всегда приходила к утешительному выводу, что Вампир притворяется. Потому что он хитрый. К тому же, не может же даже очень равнодушный человек, каждый день сидящий рядом, совсем не обращать внимания на соседку. Нет, так может делать только неравнодушный человек, и делать напоказ и Жене назло.
Женя окончила прошлую первую четверть с одной только четверкой — нет, не по поведению, а по рисованию. Потому что упорно не выполняла заданий Константина Сергеевича: было задано рисовать корову, а Женя рисовала Дженни, было сказано нарисовать лошадь, а у Жени опять получалась Дженни, коричневая с желтыми глазами, ведь шоколадного и орехового в ее наборе фломастеров не было. И Вампир не выдержал обещания, данного самому себе, не замечать заносчивую соседку. Он заглянул в Женин рисунок и сказал:
— Твоя корова — вылитая собака Баскервилей. Фиолетово!
Вполне возможно, это был скрытый комплимент, но Женя его не расслышала.
— Сам ты фиолетовый Баскервиль, — остроумно парировала она. — И, вообще, я с тобой не разговариваю.
— Это я с тобой не разговариваю, — нашелся Вампир. — Чувырло.
— Сам чепушило, — ответила Женя. Ведь помимо других талантов, скажем — к рисованию, обладала еще и способностями к языкам. Хоть к английскому, хоть к вампирскому.
