Вниз по сибирской реке Лене шёл пароход. На пароходе плыли счастливые люди. Они любовались с палубы берегами, закусывали котлетами, крутыми яйцами и пирогами и спокойно спали по ночам в каютах на своих нижних и верхних полках. И не верилось, что совсем недавно Вася Азаркин был таким же счастливым, как и они.
Всего две недели назад Вася выехал из своего посёлка в Якутск, на слёт юннатов. Когда в школе стали обсуждать, кого послать на слёт, все единогласно голосовали за Васю. В этом не было ничего удивительного, потому что весной на маленькой яблоне, росшей в углу пришкольного участка, за сараем, появились три белых цветка, похожих на крупные хлопья снега.
И вскоре весь посёлок уже знал, что школьный сад зацвёл. Лена Вогулова даже привела в школу всех своих родных. Они стояли кружком возле яблони и о чём-то говорили по-якутски. Только слово «сад» произносили по-русски. Лена сказала потом, что такого слова раньше просто не было в якутском языке. О садах якуты узнали от русских, и это слово так и вошло в якутский язык.
Из цветов, которые появились на маленькой яблоне, конечно, должны были вырасти яблоки. Первые яблоки в их посёлке! А посадил и выходил эту яблоньку Вася Азаркин! Вот почему его кандидатура на слёт была утверждена единогласно.
Когда Вася, упаковав в свой чемоданчик гербарии и коллекции ребят, которые он должен был показать на слёте, прощался с друзьями, к нему протиснулась Зинка, очень зловредная девчонка, которая в самый разгар садовых работ переманила двух Васиных помощников ухаживать за каким-то дурацким шелкопрядом, а про самого Васю кричала, что он эгоист и бюрократ.
Но сейчас Зинка как ни в чём не бывало поздравила Васю с выпавшей ему честью быть делегатом областного слёта и проговорила очень ласковым голосом:
— Вась, тебе одно небольшое поручение…
— Какое еще поручение?
— Захвати, пожалуйста, с собой наши коконы. Там, на слёте, покажешь. Ладно? Они совсем лёгонькие. Положишь в угол чемодана, и всё! — затараторила Зинка. — Им и места-то чуть-чуть надо.
— Ладно, — снисходительно сказал Вася — в такой радостный час он не хотел помнить зла. — Давай своего шелкопряда, только побыстрее.
— Я мигом!
Зинка куда-то исчезла, но тотчас же вернулась и вручила Васе объёмистый пакет с коконами, похожими на грязноватые комочки ваты. Вася засунул пакет в чемодан и закрыл крышку.
— Будут доставлены в полной сохранности, — заверил Вася. — Побывают ваши экземпляры на слёте и приедут назад.
— Не потеряй! — Зинка тяжело вздохнула, будто навсегда прощалась со своими драгоценными шелкопрядами. — А то, чего доброго, забудешь где-нибудь чемодан.
— Не забуду! Сказал, и точка!
— Да не сомни, а то начнёшь копаться в чемодане, и…
— Ну, завела! — Вася начал терять терпение.
— И на солнце их не держи, а то…
— Отстань, говорят! — крикнул Вася и стал торопливо прощаться.
— Смотри, я тебя предупредила, — сказала Зинка, обиженно поджимая губы. — Если только положишь…
Она продолжала ещё что-то говорить, но что, Вася уже не слышал. Схватив чемоданчик, он торопливо зашагал на пристань.
В Якутск Вася добрался благополучно. На слёте тоже все шло хорошо. Вася сделал обстоятельный доклад о садоводстве в Якутии вообще и в их посёлке в частности. Когда он заявил, что юннаты обязуются без потерь собрать урожай яблок, все дружно захлопали. Даже про Зинкиного шелкопряда ребята слушали с интересом, расспрашивали, как за ним ухаживать, рассматривали коконы, которые лежали под стеклом в зале, где была устроена выставка. Эх, если бы он тогда знал, что может произойти!
Пароход шёл своим путём. В каюте было тихо и сумрачно. Только на потолке сиял, подрагивая и расплываясь, синий кружок света от ночной лампочки. Вася не мог больше спокойно лежать на полке. Он рывком поднялся, стукнулся головой о потолок каюты и сел, свесив ноги. Напротив посапывал командировочный бухгалтер леспромхоза Григорий Семёнович, с которым они вместе ехали от Якутска. На подушке, будто живые, шевелились его длинные усы. В головах у него стоял небольшой чёрный чемоданчик. Внизу из-под койки, сверкая металлическими застёжками, выглядывал кожаный чемодан новейшей конструкции, принадлежавший высокому седоголовому инженеру-строителю, а ещё два чемодана: громоздкий и длинный, в белом парусиновом чехле, и деревянный баульчик — хозяйство весёлой, говорливой бабушки, ехавшей к дочке нянчить внука, который родился чуть ли не у самого Северного полюса. И все эти чемоданы — и большие и маленькие, и старые и новомодные — тихо и мирно стояли в каюте и не мешали спать своим владельцам. В них никто не шуршал, не грыз, не ползал.
Вася с отчаянием посмотрел на свой чемоданчик. Когда окончился слёт, Вася снова уложил в чемодан коллекции и гербарии, которые привозил с собой, и те Зинкины коконы. Они как-то потемнели и сморщились. Вася вспомнил про зловредную Зинку, и ему стало не по себе. Но особенно раздумывать было некогда. В Якутске у Васи жила тётка и целых четыре двоюродных брата: Кеша, Миша, Андрюша и Федюша. И он собирался к ним в гости. Вася быстро сгрёб коконы в картонную коробку, которую ему подарил на память один пионер из звероводческого питомника, вырастивший черно-бурых лисят, засунул коробку на самое дно чемодана и отправился к тётке.
— И не думай, и не думай, — сказала тётка, — мы тебя никуда не отпустим. Поживи, погуляй.
— Не отпустим, — сказали Кеша с Мишей.
— Поживи, — сказал Андрюша.
— Погуляй, — сказал Федюша.
И Вася остался гостить. Это были замечательные дни! Он ходил в кино и в музей, купил себе шёлковую тенниску и садовый ножик. А однажды побывал на представлении приезжего цирка и видел там настоящего слона, который танцевал вальс, весёлых клоунов и фокусника, такого ловкого, что ни Кеша, ни Миша, ни Андрюша, ни Федюша, ни сам Вася не могли уследить, каким образом он доставал прямо из воздуха горящие папиросы, цветные платки и ленты, а один раз даже вытащил живую курицу, которую тут же пустил по арене. А когда всё же настало время уезжать, на пристань Васю провожали все четыре брата, а тётка напекла ему столько пирогов, что их хватило бы на весь путь, если бы Вася даже решил плыть по Лене до самого Ледовитого океана. Вася долго стоял на палубе и махал рукой братьям. Потом он сунул нос в машинное отделение, поднялся на палубу, посмотрел на штурвального, ел печенье, которым его угощала бабушка того мальчика, что ухитрился родиться возле Северного полюса, рассказывал усатому Григорию Семёновичу про слёт юннатов. А потом… Потом, когда уже все легли спать, Вася захотел достать мыло, открыл свой чемодан и отшатнулся: там копошились маленькие тёмные гусеницы шелкопряда. Они вывелись из коконов. Вот почему коконы были такие сморщенные и потемневшие, когда Вася их забирал с выставки. Перед Васей мелькнуло Зинкино лицо: «Не держи на солнце! Я тебя предупреждаю». А ведь он позабыл об этом, и коконы несколько дней лежали под стеклом на выставке в залитом солнцем зале. А потом Вася сложил их в коробку и не заглядывал туда всё это время. Из коконов за эти дни вывелись бабочки, отложили грену, а из грены появились эти гусеницы. В поисках еды они выползли из коробки. Они хотят есть. Они страшные обжоры, эти маленькие тёмные гусеницы. Вася хорошо помнит, как Зинка прошлым летом кричала на всю школу:
«Кто сегодня дежурный? Кормите гусениц! Кормите гусениц!» Их кормили и сама Зинка, и все её подружки, но так и не успевали накормить. Недаром Зинка переманивала к себе Васиных садоводов. «Они всех нас одевают!.. Они замечательные мастера!» — разливалась Зинка соловьем — не о садоводах, конечно, а об этих противных гусеницах. С утра до вечера дежурные таскали ненасытным обжорам берёзовые ветки. А чем теперь будет их кормить Вася? Они шуршат в чемодане, ползают и грызут. Они уже изгрызли листья гербариев, которые Вася показывал на слёте. Может быть, теперь они пожелают съесть что-нибудь ещё, например, Васину новую тенниску или тапочки, которые ему подарила тётя?
Ну и пусть едят! Всё равно Зинка съест самого Васю.
Где-то в глубине парохода дробно застучала машина. Кто-то, грохая, пробежал по палубе мимо
