решётчатых окон каюты, чей-то хриплый голос крикнул не то «давай», не то «хватай», и другой, тоненький, отозвался, точно передразнил: «Авай-вай!» Снова застучала машина и вдруг умолкла, точно там, внутри, у неё что-то лопнуло… Стало тихо-тихо, в ушах зазвенело. Качнуло так, что Вася чуть не слетел со своей верхней полки. Усатый Григорий Семёнович перестал сопеть, открыл глаза, приподнялся на локте, внимательно посматривая на Васю.
— Боишься, чемоданчик украдут? Да ты не опасайся. У нас тут народ честный.
Украдут! Вот было бы счастье! Только попробуй найди такого дурака, который захочет стащить чемодан с шелкопрядом. И зачем он только связался с этими коконами! А всё Зинка: «Попутное поручение. Положишь в уголок». Вот тебе и уголок! Чуть не плача, Вася рассказал Григорию Семёновичу о своей беде. Всё рассказал — и какая Зинка вредная, и как она однажды наябедничала на него матери, как кричала, что Вася жилит в лапту, когда он совсем и не думал жилить, и как уговаривала его ласковым голосом взять с собой безобидные, похожие на вату коконы. Григорий Семёнович только головой качал:
— Вот разбойница!
— Да выкинь ты, детка, этих противных червяков, — сказала с нижней полки бабушка, которая всё думала о своём внуке и поэтому не спала.
— Как это — выкинь! — Вася чуть было второй раз не стукнулся головой о потолок.
Он не любил зловредную Зинку, но любил справедливость. Что эта бабушка говорит? Хоть у неё и есть замечательный внук возле полюса, но всё же надо иметь понятие. И потом, можно быть повежливей, а не называть его «детка», как какого-нибудь младенца. Он, Вася Азаркин, делегат слёта, известный садовод.
— Это очень хорошие гусеницы, — сказал Вася, — отборные экземпляры. Опытные. Понимаете?
— Да я что, — сказала бабушка, — я ничего.
— Мне их доверили! — продолжал кричать Вася. — Их и на слёте признали лучшими. А теперь они погибнут от голода.
— Да-а, — протянул Григорий Семёнович, поглаживая свои усы, — баланс не сходится, дело серьёзное.
В каюте началось срочное совещание.
— Может, им дать хлеба? Хлеб все едят, — сказала бабушка.
— Шелкопряд не ест, — вздохнул Вася.
— Со своей стороны могу предложить банку шпротов, консервированный компот из слив — отличный компот, между прочим, витаминизированный, — и даже пиво, — сказал инженер Пётр Васильевич. Он тоже проснулся и принял участие в совещании.
— Да какие шпроты! — махнул рукой Вася. — Они едят берёзу, берёзовые листья.
Вася выбежал на палубу. Уже рассвело, но солнце ещё не появилось, и вода внизу казалась серой, а небо с боку парохода — белёсым. Вася стоял, прислонясь к борту, и вглядывался в проплывавшие мимо берега.
— Вот они! Сколько их! — шептал он потихоньку.
— Кто? Где? — спросил появившийся рядом Григорий Семёнович.
— Берёзы! Уже проплыли, — махнул рукой Вася.
Пароход едва полз.
Уже и солнце появилось. Сначала плавало на воде, потом повисло над берегом, освещая жёлтые откосы, тёмные ряды елей и пихт и светлую зелень берёз. Вася с нетерпением дожидался очередной пристани, но каждый раз его надежды рушились: там не оказывалось берёз. Однажды, правда, он увидел неподалёку от причала несколько деревьев, но выяснилось, что из-за опоздания сильно сокращается время стоянки парохода, и Вася побоялся отстать.
Он теперь замечал берёзу, даже если она таилась в густой чаще леса. А когда на горизонте появлялась какая-нибудь берёзовая рощица, Вася окончательно терял покой и, казалось, готов был броситься с парохода и вплавь добираться до неё.
Однажды, когда Вася со слезами на глазах стоял на коленях перед открытым чемоданом, где по рубашкам и трусам ползали голодные стайки шелкопряда, Григорий Семёнович крепко взял его за руку и решительно сказал:
— Идём!
Вася даже не помнил, как они прошли по коридору, куда-то спускались и поднимались по лесенке, как очутились возле двери с золотой табличкой «Капитан». Они постучали, и Вася оказался перед высоким загорелым человеком в белом флотском кителе. От волнения Вася говорил так сбивчиво, что капитан не мог ничего понять и разобрал только одно: мальчик просит остановить пароход, чтобы нарвать берёзовых веток и накормить каких-то гусениц.
Он посмотрел сверху вниз на Васю и заметил, что за такое дело полагалось бы этими берёзовыми ветками кой-кого отстегать.
Этого Вася не мог перенести. Он хотел сказать капитану, что это раньше, при царе, наверно, можно было стегать людей берёзой, а теперь не такое время. И что он, Вася Азаркин, пионер и делегат областной конференции юннатов, не стал бы даже разговаривать с таким человеком. Но тут Вася вспомнил о шелкопряде, жизнь которого всецело находились в руках капитана. Сделав героическое усилие, Вася сдержался и снова стал рассказывать капитану всё сначала.
Послушала бы его Зинка!
— Он такой мастер. Он всех нас одевает! Вот шёлк! — торжествующе закричал Вася, заметив чёрный галстук на белой капитанской рубашке.
Через некоторое время пассажиры, собравшиеся на палубе, видели, как от парохода отошла лодка. В ней сидели мальчик в пионерском галстуке и два матроса. Они причалили к берегу, наломали ворох берёзовых веток и снова возвратились на пароход, который терпеливо дожидался их посреди реки.
В каюте было установлено дежурство. Дежурили по очереди: сам Вася, бабушка, ехавшая к своему внуку на зимовку, бухгалтер леспромхоза Григорий Семёнович и инженер-строитель Пётр Васильевич.
Вася благополучно довёз шелкопряда домой. В школе его уже ждали ребята и среди них, конечно, Зинка. Она только хотела спросить про коконы, как Вася открыл чемодан. Зинка ахнула и бросилась вынимать гусениц.
— Осторожней! — закричал Вася. — Не мни! Ну куда ты их? Вот сюда, на стол клади. Да неси скорей берёзовые ветки!
И Зинка, с почтением поглядывая на Васю, беспрекословно выполняла его распоряжения.
Что остаётся
Мишка сидел в пустой кухне и ел хлеб с повидлом. Обед сегодня не готовили: мама вместе с фабричными девчатами ушла хоронить Веру Константиновну.
До чего же тихо. И радио молчит. Мишка хотел включить, но так и не включил — раздумал.
Три недели назад Вера Константиновна заболела. Мама вызвала врача. Он пришёл, посмотрел Веру Константиновну, потом вышел на кухню. Мишка слышал, как он спрашивал у мамы, с кем живёт Вера Константиновна, есть ли у неё родные. Мама сказала, что есть племянница, но она живёт в другом городе, а больше никого нет — сын погиб во время войны. «Но вы не беспокойтесь, — сказала мама врачу, — она без ухода не останется». Врач сказал «спасибо», выписал рецепты и ушёл. Мама готовила Вере Константиновне еду. Прибегали девчата с фабрики, где работала Вера Константиновна. Весёлыми голосами рассказывали разные новости, тоже весёлые. Вера Константиновна слушала, кивала седой головой:
