— Мама! — крикнула Мака, и кругом стало тихо и темно.
Глава XXXIX. Кровать с правой стороны
Мака открыла глаза. Голубая лампочка горела в комнате. Мака лежала в кровати под теплым одеялом. Кто-то в белом наклонился над ней.
— Ну вот, очень хорошо. Теперь мы выздоровеем, — сказал кто-то в белом.
Мака приподняла голову. Комната была небольшая. Еще две кровати стояли с двух сторон. С левой стороны сидела женщина, прислонившись к подушкам, с правой кто-то лежал, закрывшись с головой. Почему-то Мака ничего не могла вспомнить, ничего не могла понять.
Кто-то сунул ей под мышку градусник. Кто-то напоил ее из чайника. Кто-то поправил подушку…
«Хорошо», — подумала Мака и заснула.
— Маша! — раздался тихий голос. — Маша!
Мака открыла глаза. Темные усы шевелились над ней. Семен Епифанович стоял, наклонившись над Макой.
— Я пришел тебя проведать. Как ты себя чувствуешь?
Мака чувствовала себя совсем хорошо. Она не могла поднять голову, она не могла шевелить рукой, но было ей так мягко и тепло.
Семен Епифанович ласково улыбнулся.
— Девочка, милая девочка, — сказала Вера Николаевна. Она стояла с другой стороны. Глаза у нее блестели. — Я только на одну минуточку. К тебе еще Лисичка и Ростик. Сейчас они придут.
Вера Николаевна исчезла. У другого конца кровати появились Лисичка и Ростик. Белые большие халаты с длинными рукавами были надеты на них. Лисичка улыбалась.
— Маша, — сказала она, — мы теперь будем приходить тебя проведывать. Надолго нельзя… На минуточку. Вот тебе моя мама прислала. — И Лисичка положила на одеяло хрустящий кулечек.
Ростик протер очки.
— Маша, — сказал он басом, — мы по арифметике уже новое проходим. Ты скорее выздоравливай. Вот тебе. — И он положил с другой стороны красивое яблоко.
Все они исчезли. Слабыми пальцами Мака гладила румяное яблоко. Трогала хрустящий сверток. Потом Мака посмотрела налево. Женщина все так же сидела, прислонившись к подушкам. Она кивнула Маке головой.
— Ну вот, хорошо, что поправилась. А уж мы думали, что помрешь, — и она закашлялась.
— Девочка, а девочка, — раздался голос с правой стороны. Голос был слабый и хриплый. — Приходят к тебе… А ко мне никто не приходит… Нет у меня никого. Плохо мне…
Голос замер. Мака не могла приподняться, чтобы посмотреть на говорившую. Мака молчала.
Дни тянулись медленно. В больнице было тихо. Женщина слева выздоравливала. А та, которая лежала справа, все кашляла и хрипела. Она почти не поднимала голову и все время от света закрывала лицо простыней. Она лежала страшная, вытянувшаяся и тяжело дышала.
Наконец доктор разрешил Маке сесть. Мака увидела снег за окном. Белые ватные подушечки лежали на подоконнике.
В этот день к ней опять пришли в гости Лисичка и Ростик. Они пришли румяные, веселые, и Мака протянула им руки.
— Опять новое проходим по арифметике, — недовольно сказал Ростик. — Тебе много догонять придется. На тебе конфету. — Он вытащил из кармана большую конфету в красивой бумажке. Лисичка со страхом смотрела в правую сторону, где под простыней хрипела женщина. Потом они ушли. Мака легла улыбаясь.
— Девочка, а девочка, — услышала она слабый голос справа.
Мака села. Женщина откинула с лица простыню.
— Вот приходят к тебе. Приходят… Приносят, а у меня нет никого… Ничего мне не приносят. Дай мне сладенького… Дай мне конфетку… Может, я поправлюсь скорее.
Мака сжимала в руке толстую конфету. Она, наверное, была вкусная. Она была у Маки только одна.
— Жалко тебе… жалко… — сказала женщина и закашлялась. — Жалко тебе… тебе еще принесут… Ты встань, ты дай мне конфетку…
Мака опустила ноги на пол. Всунула их в большие туфли. До соседней кровати нужно было пройти два шага. Это было очень далеко. Ноги совсем разучились ходить. Крепко сжимая в руке конфету, Мака встала и шагнула вперед.
Женщина приподнялась, протянула худую руку, схватила конфету и улыбнулась. Мака увидела лицо, как будто исклеванное курами. Золотые зубы… Мака пошатнулась… Мака похолодела…
— Это у тебя от болезни ноги размякли, — сказала женщина. — Я знаю. Это пройдет.
Она уже развернула красивую бумажку, скомкала ее, бросила на пол и вцепилась в конфету золотыми зубами. Лицо ее подергивалось. Она зажмурила глаза и громко чавкала.
Мака зажала руками рот. Ей хотелось крикнуть. Что? Что можно было крикнуть?
Мака шаталась, и ноги ее в больших шлепанцах дрожали. Конфета хрустела на зубах… Золотые зубы…
— Это вы? — чуть слышно сказала Мака.
— Что я? Ну, я… Ты скажи лучше, кто это приходит к тебе? Сестренка? Братишка? Знаю, знаю, мама твоя приходила. Это папа твой приходил… Что ты смотришь так на меня?
— Это вы? — повторила Мака.
Женщина уже доела конфету.
— Ну что тебе? Что ты стоишь? Что ты смотришь? Жалко тебе конфету? Тебе еще принесут. Тебе еще принесет твоя мама. Да что ты на меня уставилась? Ну тебя…
Женщина легла и снова натянула на голову простыню. Длинная, костлявая, она вздрагивала и шевелилась под одеялом. А Мака все смотрела и смотрела на нее.
Часть пятая
Глава XL. Добрый друг
Семен Епифанович крепко держал Маку за руку, иначе она давно уже упала бы. Ноги у нее разъезжались и качались, как у маленького щенка. На улице было скользко и темно.
— И ничего она нам не сказала, — огорченно говорил Семен Епифанович, — мы ее и так и этак спрашивали… «Нет, — говорит, — я женщина честная». Вот тебе и честная! А потом закрыла совсем глаза и ничего не стала отвечать. «Плохо мне», — да и все. Так ничего и не сказала. А если бы даже и сказала…
«Все равно, — думала Мака. — Все равно она не знает, где моя мама. Все равно она не знает, куда ушла или уехала с того вокзала моя мама».
— Машенька, — Семен Епифанович нагнулся и заглянул Маке в лицо. — Ты больше не будешь жить у Полины Васильевны. Теперь ты будешь жить у меня. И я даже не понимаю, как это я раньше не сообразил, что нужно тебя забрать у этой красавицы.
Мака вздрогнула, когда Семен Епифанович стал ключом открывать знакомую дверь на черной лестнице.
