Глава 4
«Блаженная Гиперборея» после Потопа
Итак, если руководствоваться логикой только что проанализированного набора данных, мы можем согласиться с тезисом В. Иванова о вторичности степной «прародины» индоевропейцев. При этом в лице индоевропейцев и носителей гаплогруппы R1a мы как раз видим пример хорошей корреляции между лингвистикой (и шире — историей) и биологией-генетикой.
Кстати, на этом тему индоевропейцев как пришельцев на «нашу» родину можно закрыть. И чтобы не путаться и не разрывать с принятой научной традицией, будем нас, носителей гаплогруппы R1, далее к индоевропейцам и относить. Помня, впрочем, что отношение это чисто лингвистическое, а не биологическое. Ибо биологически-генетически «мы» индоевропейцев, точнее, дошедшую до нас их часть, поглотили.
После разлива Черного моря климат по-прежнему позволял тогдашним человеческим сообществам развиваться в благоприятных условиях. И вплоть до рубежа между периодами в голоцене — атлантикума и суббореала, примерно 5 тысяч лет назад, то есть в начале III тысячелетия до н. э. — людям, в частности нашим предкам времен неолита, было тепло, влажно, благоприятно для земледелия. И для охоты тоже, ибо и зубрам с турами было изобильно в степях.
Сущность этой жизни определяли специфические хозяйственные особенности степной зоны Евразии после рубежа IV и III тысячелетий до н. э. Скотоводство базируется на наличии скота. А тот, как известно, требует пищи. И потому местным жителям необходимо было постоянно осваивать пастбищные пространства. Конечно, у каждого племени и даже каждого рода был свой ареал, по которому и гоняли стада вкруговую — пока объедается трава в одном месте, она вырастает в другом. Но в то же время это не отменяет дележа земель. Скорее, даже требует.
А дальше все понятно: мужчины ходят в походы, нападают на чужих, убивают (или покоряют) мужчин и отнимают женщин. Навязывают свои гены, свою власть, свои законы. А затем и новый образ жизни синтезируется — из привычек пришельцев, приемлемых для них обычаев покоренного населения, специфических природных условий и соответствующего им быта. Потому так легко и внезапно расширялись подчас ареалы этносов: достаточно было бойцам некоего племени — всего, может, нескольким сотням воинов — прорваться, например, через горы, и вскоре тамошнее население уже другое по культуре. А так как национального сознания еще не было, а быть на стороне сильного и самому быть с ним сильным, убивать и отнимать всегда интереснее, нежели самому быть убитым, — то побежденные нечасто и сопротивлялось этой ассимиляции.
Тем более, что, по их мнению, так боги распорядились, раз их победили.
И потому новые племена и народы образуются здесь с калейдоскопической быстротою. И исчезают так же.
В этой связи важно здесь еще раз подчеркнуть уже высказывавшееся соображение. Генетическая история не есть этническая история. В последней развиваются по-своему различные племена и народы. И идентифицируют себя по-разному. И у нас нет с ними культурной и этнической идентичности. А одной генетической — недостаточно. Ибо генетическая история различается даже у людей, создавших в конечном итоге один народ.
Геногенеалогия помогает лишь понять, когда «мы» сформировались и откуда куда пришли. И не более. И мы поэтому исследуем не формирование русского народа из охотников на мамонтов с гаплогруппой R1, а лишь ищем этнические воплощения тех, кто донес ее до нас, нынешних.
И вот обнаруживается еще одно звено в цепи перерождений этносов, закончившейся (пока) синтезом русского народа. В последующее после образования «вторых» индоевропейцев время, 3600–2300 годы до н. э., Степь населяли люди древнеямной (или просто ямной) археологической культуры (подчас ее называют и курганной). Их относят к первым индоевропейцам-пастухам. Занимали они пространства от широты Киева на севере до предгорий Кавказа на юге и от Прутско-Днестровского междуречья на западе до Южного Урала. Именно там через некоторое время появилось новое важное ядро носителей гаплогруппы R1a, сыгравшее в дальнейшем немалую роль в судьбе Индии и Ирана.
Судя по археологическим памятникам этой культуры, в ней процветало и скотоводство, и земледелие. Здесь были колесные повозки, ярко развивалась медная, а позднее бронзовая металлургия. Сооружались крепости на возвышенностях.
«Ямники» уже явно говорили на индоевропейском языке:
К тому же эта культура —
Давайте приметим это — связи с индоевропейской культурной прародиной. И снова — по тем же направлениям: Кавказ и Средняя Азия.
Эти люди имели также весьма сложные религиозные культы, связанные с солнцем и огнем, — те, что будут характерны для последующих культур «новых» индоевропейцев. Покойников Солнцу и посвящали, засыпая охрой, а захоронение в скорченном положении на боку (или на спине с подогнутыми ногами) явственно символизирует, что мысль о реинкарнации этим людям была не чужда.
Здесь же началось уже заметное классовое расслоение. Один из великих русских историков и археологов Б. А. Рыбаков эту эпоху описывает так:
В общем, тогда появилось то, что мы позднее видим у тех же индоариев: выделение социальных рангов, возможно, даже каст, появление особых рангов воинов и жрецов, почитание огня и Солнца и так далее.
А затем климат начал меняться. В худшую сторону. Наступило так называемое раннесуббореальное похолодание, заватившее почти все III тысячелетие до н. э. (4,7–4 тысячи лет назад). Средняя температура была тогда более чем на 2 градуса ниже современной. Одновременно усилилась влажность: осадков выпадало примерно на 100 мм больше, чем сейчас. По всей Северной Евразии разлились озера, увеличилась площадь болот.
