— Да, кстати, как ты попал сюда?
Рене опустился на ковер. Клаудиа села рядом и положила голову ему на грудь. — Если б ты знала, что я почувствовал, когда я увидел, что «Большой Берты» нет на рейде. Я сразу понял, что это проделки Щеголя.
— Он устроил бунт. Маноло убил Эля, а Тюленя бросили в трюм.
— А ты?
— Меня связали еще раньше. Абдул хотел задушить меня, но, видимо, вовремя передумал. А потом…
— Я знаю, что было потом. Потом Щеголь атаковал турецкую грузовую барку, но кто-то из турков подпалил ему порох, и «Большая Берта» взлетела на воздух.
— Точно, еще мгновенье, и я бы последовала за ней. Этот смельчак оглушил Тюленя. Я бы подстрелила его, но у меня не было оружия.
— Господи, Клаудиа, если бы ты не спаслась, я бы убил себя. — Он крепко обнял ее. — Как я люблю тебя…
— Рене, мой милый Рене! — Клаудиа не могла сдержать слез радости. Она до сих пор не верила, что видит перед собой дорогого ей человека. — Но откуда ты все это знаешь?
— Об этом знают все пираты с Магриба. Я решил, что если ты спаслась, то должна быть здесь, в Константинополе.
— А дальше? Как ты нашел меня в Топкане?
— Драгут-раис. Ты помнишь этого дьявола?
— Конечно! Его я никогда не забуду. — Образ похотливого карлика-пирата встал перед глазами.
— Так вот, ему очень пришелся по нраву наш подарок. Лукреция просто ослепила его. Но он хитрый, и сам не прикоснулся к ней. Он нашел ей лучшее применение и решил услужить своему покровителю — султану. Лукреция предназначалась для него.
— Так она здесь, в гареме Баязида?
— Да, должна быть где-то во дворце.
— Ну что ж! Она любит мужчин, а здесь очень любят женщин. Особенно белых. Ей придется по вкусу в Топкане…
— Когда я узнал о том, что Щеголя отправили на корм рыбам, — продолжил Рене рассказ, — я стал думать, как добраться до Константинополя. А Драгут как раз снаряжал корабль, чтоб отправить Лукрецию к Баязиду. Я вызвался охранять «жемчужину». Так я и оказался здесь.
— Хорошо, Рене, но как ты узнал, что я здесь, во дворце? Откуда ты знаешь Елену? — Клаудии не терпелось поскорее все узнать. Уж слишком невероятной казалась эта их встреча.
— В городе я жил у греков-ставриотов.
— Кто это?
— Это секта тайных христиан. — Рене глубоко вздохнул. — Несчастные, но стойкие люди. Они живут очень сплоченно, носят два имени: дома — христианское, на людях — мусульманское, не выдают девушек замуж за мусульман, тайно хоронят умерших по нашим обычаям.
— Как же они молятся?
— У них есть тайные церкви, в пещерах, близ Константинополя, но туда они меня не допускали. Говорят, что из-за ставриотов изменились даже мусульманские обряды. Раньше мусульмане во время земного поклона на молитве, касаясь лбом земли, держали кулаки сжатыми, а теперь кладут ладони плашмя.
— И что же это значит?
— Они делают это, чтобы не подумали, что у них в кулаке крест.
— Господи, везде они ищут неверных…
— Так вот, Клаудиа, — продолжил Рене, — я жил у них и разыскивал тебя. Я узнал, что на той барке был гарем султана — подарок рыжебородого Аруджа — и подумал, что если ты спаслась, то могла оказаться там. Потом еще эта история с попыткой покончить с собой…
— Не надо об этом, Рене.
— Я чувствовал, что это ты, только не знал, как попасть сюда. Топкана — не венецианская вилла.
— Странно, что ты вообще об этом думал. Даже для османцев это неприступное место. А уж для тебя, христианина…
— Я был в отчаянии. Но мне рассказали, что из дворца тайно приходила гречанка-наложница и искала художника, итальянца или француза, для какой-то работы в Топкане. Это был единственный шанс, и я пошел на риск. Я разыскал ее, соврал, что учился во Флоренции и могу писать картины.
— Рене, милый! — Клаудиа невольно расхохоталась. — Но какой же из тебя художник? Ты посмотри на свои руки.
— Да, мне пришлось соврать ей, но сейчас это уже неважно. Важно, что случай помог нам. Она сказала, что это страшная тайна султана, и никто не должен знать о том, что он просит написать твой портрет. — Да, для меня самой это все странно. Ведь он магометанин…
— Пусть сам разбирается со своим Аллахом, а нам нужно торопиться. Скоро рассвет.
— Ты думаешь, это возможно? Там же янычары.
— Там нет никого. Клаудиа, что с тобой? Я не узнаю тебя! Вспомни «Большую Берту», наши большие дела на море!
— Да, Рене, должно быть, я изменилась. Когда-то у меня была цель, святая цель, и я стремилась к ней. А сейчас…
— Прекрати, Клаудиа. Ты выполнила свой долг, ты отомстила. Теперь ты свободна, ты можешь позволить себе опять быть счастливой. — Он резко встал и, взяв ее за руку, поднял с ковра и прижал к себе. — Я люблю тебя, люблю. Мы будем счастливы!
— Рене, милый Рене…
— Не говори ни слова. Быстрее, нам нужно торопиться!
Они вышли из павильона. Клаудиа полностью доверилась своему другу. Они двигались почти на ощупь, и она не могла понять, по каким ориентирам Рене определяет дорогу.
Наконец они добрались до какой-то чугунной дверцы и оказались в подземелье. Рене поднял с пола факел и зажег его.
— Осторожно, ступай за мной. Здесь легко заблудиться. Дай мне руку.
Каменный сводчатый потолок был таким низким, что им приходилось идти согнувшись. Они шли довольно долго, и Клаудиа начала замерзать.
— Боже, какой бесконечный ход. Зачем он Баязиду?
— На случай войны, мятежа, измены… Мало ли что. Будь осторожна, скоро начнется долгий спуск к морю.
Неожиданно где-то сбоку промелькнуло пламя факела.
— Что это? — испугалась Клаудиа.
Рене выхватил саблю и, сделав несколько шагов в сторону, осветил факелом небольшой коридор, отходящий от основного хода. Какой-то человек поспешно зашагал прочь от них, на ходу погасив факел. Еще мгновение — и он скрылся во тьме.
Рене вернулся к Клаудии и осветил ее лицо.
— Что с тобой? — спросил он.
Клаудиа смотрела туда, где только что горел факел незнакомца.
— Господи, наверно я схожу с ума.
— Что случилось?
— Мне показалось, что я видела лицо Себастьяно.
— Какого Себастьяно?
— Моего мужа.
Рене обнял ее. Она вся дрожала.
— Он же мертв, Клаудиа. Ты уже отомстила за него. Твоя совесть чиста.
— …Это было его лицо… Наверное, мой рассудок помутился, ведь этого не может быть.
