— Там, гостиницу…
— Ты что, нашел наконец золото? — Она почувствовала, как брови ползут вверх и не могут остановиться. — Но ты давно не был в экспедиции.
Он засмеялся:
— Золото? Зачем? Хватило зарплаты.
Светлана ошеломленно молчала. Он никогда не говорил, какая у него зарплата. Ее грудь в очередном глубоком декольте готова была выпрыгнуть ему в руки. Он подошел к ней вплотную, взял за плечи, ее затылок вдавился ему в бедра. Она почувствовала, как он напряжен, его желание передалось ей. Так он богат, черт побери!
— Я купил за три рубля, — рассмеялся он с гордостью за свою предприимчивость.
Она отпрянула от него, а за ее спиной остались парить в воздухе его руки, как два пустых ковша.
— Что?! — вырвалось у нее. А потом улыбка тонких губ растянула лицо. — По-ня-ла-а… Ты купил в…
— В Долине Беды, — ответил он.
Она молчала. Мысли прыгали — от радостных к печальным. Потом обратно — от печальных к радостным.
— Что ж, тогда есть смысл поступить так, как ты говоришь. К тому же спонсор готов оплатить дорогу. Сверх выделенных денег.
Она снова посмотрела на мелкомасштабную карту Соломина. Усмехнулась:
— Но кто додумался построить там гостиницу? Неужели местные люди не предупреждали?
— Шальные деньги, — Виктор усмехнулся, — слепы. А люди, которые ими владеют, слышат только о них. Наверняка пацанам рассказывали про Долину Беды. Но они услышали, что в тридцатые годы пришлые люди мыли там золото. И не опасались получить топором по голове.
Светлана фыркнула:
— Понятно почему. Якуты обходили это место стороной.
— На берегу речушки, которая летом почти пересыхает, до сих пор стоят металлические боксы неизвестного происхождения, — говорил Виктор. — Они похожи на норы. Я рассматривал их в бинокль. Рассказывают, что даже зимой в них тепло, хотя металл на морозе не греет. Но стоило охотникам переночевать там две-три ночи, очень скоро они начинали болеть, а то и умирали. Никто не знал от чего.
— Но… что за гостиница? Для кого? — Светлана внимательно смотрела на Виктора.
— Объясняю. — Он положил ногу на ногу и выпрямился на стуле. — Ее построили недавно два брата из Калуги. Им показалось соблазнительным: такой большой кусок земли — строй не хочу. Их не смутило, что поблизости никого. Решили, турист попрет в эти края, и они, кроме золота, будут еще и в зелени! — Светлана замечала, что когда Виктор напрягался, он начинал говорить отрывисто, резко, слова вылетали чужие, непривычные для него. — Слегка смутились, когда местные строители отказались работать.
— Тогда они привезли калужских мужиков, — подхватила Светлана.
— Правильно, — похвалил Виктор. — Гостиница — что тебе замок. Высокий каменный забор, башенки по углам, красный кирпич, разводной мост через вырытый вдоль стены ров. Но мало кто из строителей вернулся домой. В окрестностях Долины шептались: 'Беда забрала'. Гостиница стояла пустая год. Братья умерли от неизвестной болезни. Родственники решили избавиться от нее. Продали каким-то московским ребятам, которые решили завлекать туда экстремалов. Знаешь, есть любители развлечься до смерти, — он засмеялся, — но даже они не рискнули.
— А потом купил ее ты? — тихо спросила Светлана.
— Я.
— Но что ты будешь с ней делать? Когда все закончится?
— Продам. Причем немедленно. — Он улыбнулся.
— Но у нее… плохая история, — предупредила Светлана.
— Мы с тобой ее улучшим. — Виктор усмехнулся. — Твои 'туристы', целая группа из Москвы. Гостиница взлетит в цене. Какие-нибудь тверские ребятишки польстятся.
Светлана смотрела на него и не знала, какое чувство берет верх — восхищение или страх.
Она молчала. Секунду подумала, потом быстро сказала:
— Я покупаю у тебя гостиницу сейчас.
Виктор потрясенно молчал.
Потом засмеялся:
— Не боишься переплатить?
27
'Что я должен сделать, чтобы Катерина доверилась до конца и навсегда?' Вадим спрашивал себя об этом в сотый раз. И столько же раз пытался ответить себе на другой вопрос: зачем она ему навсегда?
Он испугался самого себя, когда увидел ее в аэропорту прошлым летом. Никогда прежде он не испытывал такого внезапного желания. Оно вспыхнуло сразу, как только он увидел ее прямые плечи, перечеркнутые тонкими золотистыми бретельками из хлопка. Эта женщина специально надела такой топик, чтобы завести его с полуоборота? Но он тотчас прогнал эту мысль, когда увидел ее сосредоточенное лицо. Она думала о чем-то, насупившись. Нет, она надела его, не осознавая, что такое для мужских глаз ее плечи и грудь.
Он наблюдал за ней несколько минут, она все так же смотрела в толпу прилетевших, вероятно, его пристальный взгляд она почувствовала и покачала картонкой со словом 'Zоопарк'. Пароль, который ему сообщили в аэропорту Гаваны.
Гаваны, усмехнулся он. Похоже, это название для него стало особенным. То, в чем признался ему Дмитрий Сергеевич Микульцев, не отпускало его, более того, возбуждало. Почти так же, как первый взгляд, брошенный на Катерину. Тогда еще совершенно чужую женщину.
А теперь? Теперь она ему не чужая?
Вадим вытянул длинные ноги, съехал в кресле, не беспокоясь, каким жеваным станет синий льняной пиджак, который он так и не снял. Вадим распустил галстук, избавляясь от всех 'удавок', реальных и вымышленных, чтобы не ошибиться в том, о чем думает.
Так что Катерина? Чужая или нет? Ее тело ему давно не чужое. Но разве тело — это все? Он старался пробиться к ее душе, уже пробился к разуму. Он не сомневался, что разум отвечает ему взаимностью, то есть доверием. Но он никак не мог покорить за месяцы знакомства ее душу. Так, чтобы она открылась ему вся. Как открывается тело на широкой кровати. Он так легко входит в него.
Он поерзал в кресле, сел выше. Сдернул галстук с шеи, казалось, он все-таки душит, поэтому трудно проглотить комок, возникший в горле.
Подцепив носком левой туфли задник правой, сбросил ее. Потом то же самое проделал с другой. Пошевелил пальцами в черных носках из тонкой шерсти.
Как будто ничто не давит тело. Ну да, только душу.
Неужели, с некоторым страхом подумал он, ее душа заполнена болью о матери? Заботой о брате? И ему там нет места? Поэтому она говорит, что сначала должна все дела довести до конца? Но когда он наступит, этот конец? Что именно она имеет в виду под финалом? Она показала ему репродукцию знаменитой картины Леонардо да Винчи. На ней человек, раскинувший руки и ноги.
— В точности как я. Я не падаю, потому что за все мои четыре конечности держится кто-то или что-то. Мать, брат, работа, дом.
Ее жизнь сложилась так, что в ней словно сошлись женщины разного возраста — ей нет тридцати, но
