ли я…
– Что за картина? – спросила я.
– «Зимнее солнце».
Это была та самая картина, для которой я позировала Дэну!
– Он предлагает девяносто тысяч!!! – выпалил сын, едва не свалившись с табурета от возбуждения. – Вы можете себе такое представить?
– Нет! – одновременно среагировали мы с мамой.
– Конечно, продавай! – добавила она. – Нам не поимешают деньги, а картина… Что ж, пусть она кого-то радует, раз он не пожалел такую сумму!
– Так мне сказать ему? – спросил сын, переводя взгляд с меня на бабушку. – Правда, сказать?
– Да, – согласилась я. – В конце концов, это твоя картина, малыш.
– Да я таких еще штук сто нарисую – если ты, ма, мне опять попозируешь!
В тот момент я подумала, что поток несчастий, обрушившийся на меня, наконец иссяк. Как же я ошибалась!
В день похорон Галины Васильевны ярко светило солнце. Мы ожидаем, что в такие дни будет дождливо – ну, в крайнем случае, пасмурно, – однако погода не зависит от нашего настроения. Поэтому мне пришлось даже нацепить солнцезащитные очки, которые я вообще-то носить не люблю, но мои глаза просто плохо переносят яркий солнечный свет, особенно когда вокруг лежит снег.
Родственники Голубевой тоже притащились. На этот раз их было уже не двое: десять или двенадцать человек – очевидно, Антонина приволокла все свое семейство, включая малолетних внуков! Они стояли отдельно, словно приготовившись к нападению, но еще не решив, какой стратегии следовать и как двигаться – колонной или «свиньей».
В стороне от них я заметила пожилого мужчину, чье лицо показалось мне смутно знакомым. Через несколько минут я вспомнила, что как-то раз столкнулась с ним в дверях у Голубевых. Я тогда еще подумала, что это еще один родственник, претендующий на свою долю в наследстве. Интересно, почему он не вместе с ними?
Когда гроб опускали в могилу, Антонина вдруг заголосила дурным голосом. Ей, я уверена, позавидовала бы любая профессиональная плакальщица – такая сила в легких и такой артистизм исполнения!
Гроб начали забрасывать мерзлой землей, и тут, подняв глаза, я заметила среди людей на другой стороне могилы Родина – того самого следователя из прокуратуры, который убежал из нашего дома, как только выяснил, что я являюсь дочерью своей матери. Рядом с ним стояли двое немолодых милиционеров. Когда они успели материализоваться – ума не приложу, ведь они выглядели весьма заметно в своей униформе!
Народ стал постепенно расходиться, но племянница Галины Васильевны и ее здоровенный сынок явно не торопились. Родин подошел ко мне, оставив своих людей позади. Мама тут же подскочила, словно надеясь защитить меня от любой угрозы, исходящей от ее бывшего ученика.
– Агния Кирилловна, – обратился ко мне Родин, – вам придется проехать со мной.
– Что это значит? – спросила мама. – Почему?
– Анна Романовна, пожалуйста! – умоляюще сложил руки следователь. – Вашей дочери ничто не угрожает, но дело того требует!
– Я что, арестована? – поинтересовалась я спокойно, хотя внутри у меня все сжалось от страха.
– Ни в коем случае! – возразил Родин. – Всего лишь задержаны – на сорок восемь часов.
– Вася! – воскликнула мама, и я поняла, что есть кто-то, кому в этот момент еще хуже, чем мне.
– Мама? – подошел Дэн, до этого успокаивавший Светлану. – Что случилось?
– Ничего, сынок, – ответила я бодро. – Мне придется поехать со следователем…
– Как – поехать? – переспросил Дэн. – Прямо сейчас?!
– Но у нее же ничего с собой нет! – пробормотала беспомощно мама. – Двое суток… Ни зубной щетки, ни полотенца…
– Вы можете привезти все это попозже, – сказал Родин. Я видела, что он чувствует себя ужасно, но должен был делать то, что полагается, невзирая на лица. – Ничего страшного не случится, Анна Романовна, – я за всем прослежу, обещаю!
Последним, что я увидела перед тем, как сесть в машину вместе с Родиным, были гаденькие улыбки на лице племянницы Галины Васильевны и ее сына. На самом деле их гримасы были настолько идентичными, что именно сейчас стало абсолютно очевидно, что эти двое – и в самом деле родная кровь.
Меня препроводили в КПЗ – во всяком случае, так пояснил парень, сопровождавший меня, потому что Родин испарился, как только мы подъехали к серому кирпичному зданию, у которого сгрудилось несколько десятков милицейских машин.
Правильно говорят в народе – от сумы да от тюрьмы не зарекайся! Никогда не знаешь, куда заведет кривая дорожка судьбы. Вот и я – никогда в жизни не думала, что загремлю в КПЗ, а на тебе – вот она я, стою перед железной дверью и сейчас войду в совершенно новый мир, который до этого, к счастью, видела только в кино.
– Заходите, не стесняйтесь! – хохотнул мой провожатый. – Здесь не кусаются!
Я в этом засомневалась, как только дверь захлопнулась у меня за спиной. Помещение оказалось маленьким – наверное, четыре метра на четыре, не более, и в нем, помимо меня, уже находилось шесть женщин. Трое из них выглядели довольно колоритно, и их яркий, кричащий прикид не оставлял сомнений в отношении рода их занятий. Со всей очевидностью можно было предположить, что это работницы горизонтального жанра. Каждая из них была, наверное, не старше двадцати или даже восемнадцати лет. Еще две, по виду казашки, жались в углу – тетки средних лет. Похоже, находились они в таком месте не впервые, но все же чувствовали себя неуютно среди представительниц превалирующей национальности. Шестая женщина привлекла мое внимание гораздо больше других. Высокая, здоровая, широкоплечая и тем не менее не толстая девица лет тридцати пяти, одетая в дорогой спортивный костюм. У нее было круглое гладкое лицо, совершенно лишенное косметики, и светлые волосы, собранные в строгий пучок на затылке.
– Эй, шалавы, подвиньтесь-ка! – прикрикнула здоровая девица на молодых проституток. – Дайте новенькой присесть!
Девчонки неохотно повиновались – судя по всему, дама в спортивном костюме пользовалась в их среде определенным авторитетом.
– Эй, тебя как звать-то? – поинтересовалась она, как только я села рядом.
– Агния, – неуверенно отозвалась я.
– Вот это да! – хлопнула себя по крепким ляжкам девица. – Агния? Редкое имечко, ничего не скажешь! Я до сих пор только про одну Агнию слыхала – знаешь, про кого я?
– Про Агнию Барто? – несмело предположила я.
– Точно! – радостно воскликнула «спортсменка».
– Подумаешь! – пробурчала одна из «ночных бабочек». – Меня вот, например, Глорией зовут, а вот ее, – она ткнула локтем в бок свою подружку, – Анжеликой…
– Ой, заткнулась бы ты,
– В убийстве подозревают, – ответила я.
– Вот это да! – охнула одна из проституток, и все они заметно подались вперед в ожидании интересной истории.
– И кого же ты грохнула? – спросила «спортсменка».
Я решила, что нет смысла отмалчиваться, и выложила все начистоту. Кричать, что я не виновата, тоже не собиралась, – если мне не верит даже мамин бывший ученик, то кого я могла бы надеяться переубедить здесь – да и зачем?
– Так, я что-то не просекла, – заговорила одна из юных проституток, когда я закончила свое повествование, – ты старушку-то того или как?
– Или как! – огрызнулась я.
– Да ладно вам! – прикрикнула «спортсменка». – Ничего, еще менты зубы об тебя поломают… Вот со мной все проще – дело слишком очевидное, да я и не отрицаю!
