закона.
– Вон на стене список телефонов, – кивнул санитар в сторону. Проследив за его взглядом, я действительно увидела висящий на стене тетрадный листок, предусмотрительно упакованный в тонкий пластиковый карман во избежание повреждений и загрязнений. – Только здесь домашний, а дома его не будет до понедельника: он на рыбалку с сыновьями поехал. Кстати, Главного тоже до понедельника не ждем.
Я с ужасом осознала, что сегодня и в самом деле пятница, а это означало, что до понедельника мы, скорее всего, тела не получим. Учитывая, как быстро трупы исчезают еще до вскрытия, можно было предполагать, что в понедельник утром нам снова предъявят документ о выдаче тела каким-нибудь родственникам или вообще скажут, что такого не было и в помине!
– Что делать будем? – тихо спросила я Леонида.
– Может, Карпухин охрану предоставит? – предположил он. – Посидят тут, покараулят, чтобы тело не уплыло?
Я задумчиво пожевала верхнюю губу – есть у меня такая привычка, когда я нервничаю, а в последнее время это случается слишком часто. Внезапно мне пришла в голову идея.
– Значит, – обратилась я к санитару, – в наших полномочиях вы не сомневаетесь, просто не можете выдать тело до понедельника?
Мужчина кивнул, видимо, вполне удовлетворенный остротой моего ума.
– А что, если мы проведем вскрытие прямо здесь и сейчас?
Леонид, широко распахнув глаза, уставился на меня, равно как и сам санитар, явно не ожидавший такого поворота событий.
– Как это – здесь? – пробормотал санитар. – Без патологоанатома?
– Вот патологоанатом, – ткнула я пальцем в Леонида. – У него имеются соответствующие документы, у нас есть разрешение на вскрытие. Если вы не можете выдать тело нам на руки, то, я так понимаю, никаких препятствий к тому, чтобы мы провели вскрытие прямо здесь, в вашем присутствии, не существует?
Санитар беспомощно переводил взгляд с меня на Кадреску и обратно, пытаясь сообразить, как ему поступить.
– Послушайте, – решил поддержать меня патологоанатом, – если вы будете упорствовать, я обещаю вам большие неприятности: дело может стать уголовным, и тогда вам придется разговаривать уже не с нами, а с людьми в форме, а это, сами понимаете, занятие не из приятных!
Санитар сдался. На его месте я бы тоже сдалась: зачем такие проблемы? Разве в его обязанности входит грудью защищать покойников? Кто отблагодарит его за такую самоотверженность? Опять же, бумаги у нас в порядке, значит, с него и взятки гладки!
– Ладно, – нехотя пробормотал мужчина. – Делайте.
– Отлично! – бодро сказал Леонид. – Схожу за инструментами.
– Вы что, их с собой возите?! – удивилась я.
– Так, на всякий случай, – скромно ответил Кадреску.
– Да есть же инструменты! – возразил санитар. – Полные ящики…
– Я, батенька, чужими не пользуюсь, – назидательным тоном объяснил патологоанатом. – Слыхали когда-нибудь о музыкантах, берущих гитары или виолончели напрокат?
Сравнение показалось мне слегка надуманным, но я ничего не сказала: возможно, Леонид и в самом деле Бетховен в своей области. Он возвратился через несколько минут, а санитар, которого, кстати, звали Михаилом, тем временем выкатил накрытое простыней тело покойного. Судя по запросу Лицкявичуса и надписи на бирке, закрепленной на большом пальце ноги, при жизни его звали Олегом Ракитиным.
Терпеть не могу морги, несмотря на то, что они являются, наверное, одними из чистейших мест среди всех учреждений. Я где-то слышала, что предприимчивые российские торговцы, по договоренности с работниками моргов, порой хранят в них овощи и фрукты, например бананы и помидоры. Честно говоря, кормят нас чем попало, но мне ни за что не хотелось бы отведать подобный продукт. Хотя кто может поручиться, что я уже не употребила полтонны таких? Сильный, резкий запах формалина, который ни с чем на свете не спутаешь, всегда вызывает у меня приступы тошноты, а местный холод, предвестник кладбищенского, не оставляет никаких иллюзий в отношении того, где именно ты находишься. С самой юности, когда еще училась в меде, я ненавижу морги. Думаю, даже те, кто вынужден здесь работать, вряд ли признаются в любви к этому месту. Или, может, я неправа?
Я приподняла простыню. Мужчина на каталке выглядел ничего себе: если бы не бледный цвет кожи, уже начавшей покрываться трупными пятнами, его вполне можно было принять за живого, но очень крепко спящего человека. Вся правая часть его тела от плеча до середины грудины представляла собой жуткое зрелище. Я сразу вспомнила визиты в Музей медицины, где выставлены фотографии и экспонаты, демонстрирующие стадии развития газовой гангрены. Явный некроз тканей, судя по всему, происходил прямо-таки с космической скоростью, учитывая, что пациент оперировался только вчера, а сегодня мы уже исследовали его тело. Тяжело сглотнув, я опустила простыню.
Леонид появился через несколько минут с довольно увесистым металлическим чемоданчиком и черным полиэтиленовым пакетом.
– Ну-с, – пробормотал он, – приступим?
– Моя помощь… нужна? – спросила я с робкой надеждой, что Кадреску ответит отказом. Бог услышал мои молитвы.
– Идите, Агния, – криво усмехнулся он. – Мы с Михаилом вполне справимся вдвоем. Можете ехать домой.
– Я бы лучше подождала. Сколько вам потребуется времени?
– Трудно сказать, – пробормотал Леонид, казалось, уже полностью поглощенный перспективами вскрытия. – Позвоню, когда закончу.
Вырвавшись на улицу, я почувствовала, как теплый вечерний воздух нежно обволакивает мои легкие. А я уж думала, что формалин въелся мне в кожу! За неделю мне пришлось побывать в разных моргах уже трижды, и это удовольствие, надо признать, я с радостью променяла бы на любое другое. Осмотревшись в поисках места, где можно скоротать время с пользой для желудка, я заметила красочную вывеску китайского ресторанчика. Снаружи располагались симпатичные парусиновые зонтики красно-золотого цвета, и я с удовольствием отметила, что в этот час народу у китайцев немного: больше половины столиков под зонтиками свободны. Все, что мне потребовалось сделать, – это быстренько перебежать через дорогу.
Сделав заказ, я сидела, блаженно потягивая зеленый чай и практически позабыв о причине, приведшей меня сюда. Просто не верилось, что всего в нескольких десятках метров находится больница, в подвале которой сейчас орудует Кадреску в компании санитара Михаила!
Официантка принесла свинину под соевым соусом и жареные баклажаны с перцем. Пока она раскладывала блюда, за ее спиной я заметила кое-что, привлекшее мое внимание. Вернее, кое-кого. По противоположной стороне улицы в направлении больницы шли два молодых человека. Лицо одного из них показалось мне знакомым, и я даже приподнялась, так как официантка загораживала мне обзор.
– Что-то не так? – спросила девушка.
Мне пришлось перевести взгляд на нее. Официантка, по виду казашка, была облачена в длинное китайское платье цвета лайма с вышивкой. Платьишко дешевенькое, сшитое на живую нитку – из тех, что привозят китайцы на рынки и продают любителям экзотики. Эта одежда не имеет ничего общего с настоящими произведениями искусства ручной выделки, которые и в самом деле можно увидеть в дорогих магазинах. Создавалось впечатление, что и платье, и сама девушка, которую лишь неопытный глаз мог отнести к китайской национальности, представляли собой дешевую подделку. Я от души понадеялась, что еда окажется аутентичной.
– Нет, все в порядке, – ответила я на ее вопрос и снова села.
Парни уже скрылись за углом больницы, и я в любом случае не смогла бы их догнать, даже если бы захотела. Кроме того, как я могла оставить еду, так аппетитно выглядевшую? Да и вообще, я, скорее всего, просто обозналась: что Денису Агееву делать здесь? Ну и что, что один из ребят высокий симпатичный блондин – разве мало таких ходит по улицам нашего города? Все дело в том, что я постоянно думаю о сыне Людмилы и о ее предсмертной просьбе, вот он мне и мерещится повсюду. Никак иначе объяснить мои галлюцинации нельзя.
