знобило без дрожи и поминутно приходилось сглатывать обильную слюну. Очень странно.
Кажется, сильно упало давление в кровеносных сосудах. Явственно понижен биологический тонус. Мышцы неестественно задеревенели. Все нервные рефлексы притуплены…
Самодиагноз не был доведён до конца, потому что к коляске подъехал верховой в высокой двухуголке и чёрном плаще. Откуда-то вынырнул молчаливый Египтянин, взял коня под уздцы и помог всаднику спешиться. Кучер придержал лошадей.
— Вы очнулись, — сказал незнакомец, поднимаясь в экипаж и усаживаясь на сиденье. — Вы ведь понимаете по-французски? Если угодно, я могу изъясняться и по-русски, но, сколько мне известно, среди людей вашего круга французская речь распространена более, чем родная.
Последний отблеск ушедшего дня пал на сухое, с резкими чертами лицо, и Фондорин не без удивления понял, что прежде уже видел этого человека и, следовательно, тот не может почитаться незнакомцем. Возможно, Самсон и не узнал бы его, если б не очки с зелёными стёклами. Личный аптекарь Наполеона. Барон, кажется, Анкр — вот кто это такой.
Отвечать Самсон не торопился. Судя по словам француза, тот знал, что Фондорин, во-первых, русский, а во-вторых, принадлежит к определённому «кругу». Откуда? «Вероятно, находясь в беспамятстве, я бредил», предположил профессор.
— Будучи без сознания, вы говорили по-русски и по-французски, часто повторяя: «
Барон поклонился, причём, кажется, без малейшей иронии. Всё это было в высшей степени непонятно и тревожно.
— Что со мной? Почему я едва шевелюсь?
— У вас было сотрясение мозга. Я дал вам лекарство, чтобы избежать нежелательных последствий, однако для быстрого исцеления требуется полный покой. Чтоб вы не метались и не ворочались, я добавил в вашу кровь смесь снотворного и успокоительного. Вас не слишком трясло? Я распорядился отвести вам самую удобную из моих колясок и подложить на дно пуховую перину.
— Кто этот сфинкс, что сторожил меня? — спросил тогда Самсон, подумав, что находится с собеседником в слишком неравных условиях. Тот знает очень многое, Фондорин же не знает почти ничего. Нужно было хоть до некоторой степени выправить эту несправедливость.
Фармацевт оглянулся на Египтянина, который сел на коня и ехал рядом с экипажем.
— Сфинкс? Действительно, похож. Неудивительно. В жилах Атона течёт кровь древних египтян. Он мой помощник, по происхождению копт. Глух и нем с рождения.
Деланно небрежным тоном, словно о маловажном пустяке, профессор спросил о том, что более всего его занимало:
— А что битва? Кто взял верх? Куда движется ваше войско — наступает или отступает?
Однако барону и самому не терпелось расспросить своего визави. На профессора посыпался целый дождь из вопросов:
— Кто вы такой? Кто дал вам парализатор воли? Заметьте, меня не интересует, кто и как влил его в бульон. Я не собираюсь учинять следствие. Поверьте, вам ничто не грозит. Однако я должен знать, кто изготовил этот препарат? Неужто вы сами? Но вы так молоды!
Не дождавшись ответа, Анкр зажёг лампу, прикреплённую к заднику коляски. Уже подступала настоящая темнота. Огонёк, усиленный зеркальными рефлекторами, ярко вспыхнул. Француз поднёс свет к самому лицу Самсона, наклонился и снял очки. Глаза у барона мерцали, будто ночные звёзды. Раз посмотрев в них, было невозможно отвести взор.
— Да, сами. Вижу… Невероятный уровень мастерства! В ваши годы! Меня трудно чем-либо удивить, но это поразительно. Лишь получив флягу с остатками парализатора, я понял, чем можно нейтрализовать его действие.
— Что битва? — упрямо повторил Самсон. Всё прочее сейчас не имело значения.
— Можете торжествовать. Вы украли у императора победу.
— Так ваша армия отступает?
— Нет, мы приближаемся к Москве.
— Как так?! Вы же сказали…
Фармацевт всё всматривался в Фондорина своими горящими глазами. Неудивительно, что этот человек обычно ходил в очках — мало кто мог бы выносить такой взгляд.
— Вы украли у императора победу, но я не дал свершиться поражению. Мы с вами квиты. А теперь извольте отвечать на мои вопросы. Кто вы такой? Какова формула препарата?
— Уберите от моего лица ваш зеркальный фонарь. Я устал, глазам больно. И перестаньте меня месмеризовать. Я знаком с методой «животного магнетизирования» и знаю, как противостоять гипнотическому воздействию.
Барон убрал лампу и отодвинулся.
— Вы удивительный юноша. Что ж, отдыхайте. Мы поговорим с вами позже, мой интригующий гость.
Он сделал рукою движение, будто развернул и быстро сложил невидимый веер. Сон утянул Фондорина в свою тёмную пещеру.
Всё же не гость, а пленник.
В этом Самсон убедился, когда проснулся утром и увидел Египтянина на том же самом месте. Из-за широкого пояса у Атона торчали рукояти кинжалов, к ноге было прислонено длинноствольное ружьё с узорным прикладом.
При свете дня профессор смог как следует разглядеть глухонемого.
Как известно, египетские копты являются одной из старейших народностей Земли, живущей на плодоносных берегах Нила в течение тысячелетий. Продолговатой формой черепа, разрезом глаз, необычайно длинной шеей Атон напоминал фараона или жреца с древнего папируса. Неподвижность смуглого лица заставляла вспомнить погребённую в саркофаге мумию. Одет он был по-восточному: в шальвары, белую рубаху и безрукавный камзол; макушку прикрывала красная войлочная шапочка, обшитая по краю золотой канителью.
Сегодня Самсон чувствовал себя почти совсем здоровым. Тело затекло от долгого лежания и требовало движения, но молодой человек нарочно не шевелился, изображая слабость. Он и повздыхал, и постонал, жалким голосом попросил у возницы воды и с благодарностью принял помощь, когда тот приподнял ему голову.
Копт не шелохнулся, его немигающие глаза смотрели не на профессора, а вдаль.
— Помогите, приятель. Я хочу опереться на локоть, — попросил кучера Фондорин.
Он огляделся. Местность была ему знакома: Старый Калужский тракт, по которому он не раз езживал в подмосковную усадьбу Гольмов. Вдали виднелась речка Вяземка с мостом, по нему двигалась артиллерия. За рекой горбилась плавными холмами широкая долина, потом начинался Сидоровский лес.
Профессор сказал вслух:
— Мне лучше. Пожалуй, сяду.
— Вы можете устроиться рядом с арапом, — любезно предложил возница.
Но это не совпадало с намерениями Фондорина.
— Боюсь подниматься. Закружится голова…
Он распахнул дверцы экипажа и сел на пол, свесив ноги.
Конвоир не повернул головы. Превосходно! Очень возможно, что африканец дремал с открытыми глазами.
Дело представлялось Самсону нетрудным и нисколько не опасным. Когда к тракту с двух сторон