изображая молодую счастливую семью. Понравился вам мой экспромт? Задача: как остановить автомобиль, бешено мчащийся по темной дороге? Ответ: если за рулем мужчина — очень просто. Ни один нормальный мужик не задавит девушку. Одетую еще может. Голую — никогда. Особенно, если она сложена, как наша Лиза. Инстинкт не позволит. — Он высунулся из окна. — Стрекозкина! Живей одевайся! Люди ждут!
С облегчением Гальтон потер виски. С психикой, слава богу, у него был порядок.
— Ясно. Ваши люди должны были убедиться, что мы пересечем границу. А когда мы сошли в Малоярославце, они проследили, куда мы направляемся. Поздравляю. Ваша пара сработала очень аккуратно.
— Если бы пара. Кроме вас троих весь вагон, включая проводника, был мой. Из-за вас я не пожалел свои лучшие кадры. У ребят был приказ: если соскочите с поезда — проследить. А если вас попытаются арестовать конкуренты из ГПУ — списать вчистую. Ничего не попишешь, се ля ви… — Контрразведчик подмигнул, словно рассчитывал развеселить собеседника этим признанием. — Жалко вы не видели, что началось на станции, когда вы так внезапно сошли. Мне рассказывали — умора. За вами высыпал весь вагон. Товарищи собирались баиньки, некоторые уже легли. Бегут кто с зубной щеткой, кто в трусах-майке, одного агента третьего разряда даже с унитаза сорвали. — Октябрьский захохотал, и «молодожен» тоже хихикнул. — Ох, и крыли они вас, наймитов американского капитала!
— За нами следила целая орда агентов? По всему пути следования? — не мог поверить Гальтон.
— А вы как думали? Я лопухов у себя не держу. Когда ребята протелефонировали мне из колхозной конторы, что вы засели на подходе к заповеднику «Ленинский путь» и дожидаетесь темноты, я навел справки, что это за объект такой. Поразительная обнаружилась штука! Означенный заповедник нигде не числится. Ни за Наркоматом лесного хозяйства, ни за ОГПУ, ни за Совнаркомом, ни за ЦК, ни за ЦИКом! Официально его вообще не существует. Тогда я взял ноги в руки и — аллюр «три креста» — прямо сюда. Видел в бинокль, как вы через проволоку сигали. Красота! Что, думаю, за чудо такое? А это, оказывается, хитрая ступенька на пружинах. Я и сам, даром что большой начальник с двумя ромбами, тоже с удовольствием скакнул. За мной Никифор, за ним Стрекозкина, а потом один наш товарищ ста килограммов весом топнул своей ножищей и поломал к черту американское изобретение. Остались мои орлы с той стороны. Не с боями же им через блокпост прорываться? Это уж будет новая гражданская война. Но я рассудил, что и втроем управимся. Как говорится, не числом, а умением. Вас ведь тоже только трое? Где, кстати, прелестная Зоя и член Великого Народного Хурала?
— Про это потом, — осторожно сказал Норд. — Покрышка проколотая — ваша работа?
— Само собой. У нас ведь воздушного шара не припасено, пришлось за забором остаться. Не могу передать, до чего это было обидно. Однако набрались терпения, ждем. Вдруг смотрю — охрана засуетилась, из гаража машину выкатывает. Надо же было как следует рассмотреть, кто в нее сядет? Вот и подослал Люсина слегка подпортить социалистическую собственность. Ну, а когда появился мистер Норд, да принялся распоряжаться, стало мне от любопытства просто невмоготу. Вот и сымпровизировал мизансцену. Одна секунда озарения, десять минут препирательств с товарищем Стрекозкиной (она у нас застенчивая), еще пять минут на выбор места и раздевание… А вот и наша наяда.
На дорогу, оправляя юбку, вышла девушка. Гальтон узнал в ней попутчицу из вагона.
— Чего вы обзываетесь, товарищ Октябрьский? — сказала она, глядя в сторону. Даже в тусклом свете, падавшем из кабины, было видно, что ее курносое личико покрыто красными пятнами. — А ты, Никишка, сволочь, если подглядывал!
— Лиз, я ж честное комсомольское давал! Я в сторону глядел, вот чтоб мне провалиться!
Начальник с комической торжественностью заявил:
— Молодец, товарищ Стрекозкина. Преодолела мещанскую застенчивость ради пользы дела. Получишь благодарность в приказе. И не переживай. Люсин — парень положительный, раз обещал не подглядывать, то не подглядывал. Мистер Норд не в счет, он иностранец и вообще без пяти минут покойник. А меня тебе смущаться нечего. — Он толкнул Гальтона локтем в бок и подмигнул. — Мы с товарищем Стрекозкиной состоим в здоровых физиологических отношениях. Само собой, во внеслужебное время.
— Бесстыжий ты, Лёша! — жалобно сказала сотрудница, садясь на заднее сиденье.
Октябрьский ответил ей строго:
— В данный момент, товарищ агент второго разряда, я вам не Лёша, потому что мы находимся на задании. Ясно?
— Так точно, ясно.
Девушка надулась и стала смотреть в окно.
Вся эта сцена, возможно, позабавила бы доктора, если б не оброненное вскользь замечание о «без пяти минут покойнике». Вспомнилось, как при расставании у вокзала русский посоветовал «выметаться из страны» и больше ему не попадаться.
Но больше ничего угрожающего Октябрьский пока не говорил. Он даже убрал оружие — правда, «молодожен» по-прежнему держал американца на мушке.
— Видите, мистер Норд, я раскрыл вам все свои секреты, вплоть до интимных. Жду взаимности. Я сгораю от любопытства. Что там, в лесу, за высоким забором? Только, пожалуйста, не омрачайте наши высокие отношения мелким враньем.
А Гальтон и не собирался врать. Во-первых, он с детства плохо владел этим тонким искусством. Во- вторых, отлично понимал, что обмануть такого оппонента все равно не удастся. В-третьих же, доктор уже определил линию поведения: говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды. Но не всю правду. Например, о старом мальчике товарищу Октябрьскому знать незачем. Контрразведчик преодолел неимоверные препятствия, чтобы истребить Громова. И уж тем более захочет уничтожить того, крохами с чьего стола Громов питался…
— Для начала, мой американский друг, объясните-ка, почему вы тут распоряжаетесь, а охрана подает вам персональное авто, словно члену ВЦИК?
— Потому что я назвал пароль.
— Откуда вы его узнали?
— От заведующего Заповедником.
Октябрьский рассердился.
— Я что, информацию из вас по капле буду выжимать? Это невежливо. Почему гражданин заведующий вздумал сообщить вам пароль?
Норд молчал. Он вдруг передумал говорить правду и ничего кроме правды. Октябрьский слишком умен. Не успокоится, пока не выяснит всё до конца. Появилась другая идея: прибегнуть к помощи эффектного отвлекающего маневра.
— Я его загипнотизировал. Я в совершенстве владею техникой гипноза.
— Не морочьте мне голову, — оскорбился русский. — Мы серьезные люди.
— Не верите?
Одного взгляда на контрразведчика было довольно, чтобы понять: неподатливый материал. Норд посмотрел на Никифора Люсина. Обернулся на девушку.
Пожалуй, она. Судя по глазам и выражению лица, степень внушаемости у нее высокая.
— Пожалуйста, смотрите на меня.
Девушка презрительно фыркнула и отвернулась.
— Смотри на него, Лиза, смотри. Он тебя не укусит.
— Есть смотреть.
Стрекозкина исполнительно уставилась на американца.
— Вода, вы видите воду… Она журчит, шелестит, шепчет… Сверкает искорками…
Доктор медленно проговаривал обычную гипногенную абракадабру, изобилующую шипящими и свистящими, делая рукой пассы.
Материал оказался идеально податливым. Уже на второй минуте ресницы девушки дрогнули, голова начала клониться книзу. Стрекозкина глубоко вздохнула и погрузилась в глубокий сон.
— Впечатлительно, — с уважением сказал Октябрьский. — Надо будет поучиться. Удобнейшая вещь! Особенно в общении с женщинами. От материалистических взглядов не отрекаюсь, но вношу в них некоторую коррекцию: существуют явления, для которых у современной науки пока нет объяснений… Всё, Лиза, просыпайся!
