Воланд и Маргарита

иначе варьируют действия Левия. И тот, и другой – «ученики». У их учителей есть антагонисты. Левий, в отличие от доносчика Иуды, – последовательный приверженец Иешуа. Сходным образом Иван становится сторонником мастера в противовес тайному осведомителю Алоизию. «Очернение Бога» (поэма Ивана, «в черных красках» рисующая Христа) и богохульные проклятия Левия во время казни Иешуа – общие биографические факты этих разновременных героев булгаковского повествования. И Левий, и Иван – единственные, кто находится рядом с учителем в момент его смерти. Прямолинейность, страстность, агрессивность Ивана периода «до болезни» сродни тем же чертам характера Левия Матвея. Существует зеркальность ситуаций, в которые попадают Левий и Иван. Так, Левий стал учеником Иешуа до появления Иуды, Иван узнал мастера после знакомства с Алоизием. Левий в романе мастера появляется последним из действующих лиц, Иван перед Воландом – первым.

И Левий, и Иван не чужды слову: Иван написал поэму о Христе «черными красками», Левий стал интерпретатором слов Иешуа (несообразности его версии Иешуа скептически удивляется). Левий в булгаковском романе имеет прототипом не только евангельского Матфея, но и Иоанна Богослова (подробнее об этом см. ч. III). Важно выявить связь имен: Иван – Левий Матвей – Иоанн.

Левий и Иван своеобразно «дополняют» друг друга знанием того, что случилось в Ершалаиме 14 нисана. Воланд «показал» Ивану ту часть событий, свидетелем которой Левий не был, так как не мог присутствовать при допросе Иешуа. Как бы предваряя вторую часть произведения мастера, увиденную затем во сне, Иван своим стремительным бегом по московским улицам дублирует путь Левия к Лысой Горе по улицам Нижнего Города в Ершалаиме. Как и Левий, Иван совершает кражу, правда характер краж диаметрально противоположен (зеркальное соответствие): икона – нож. Стражник ударяет Левия в грудь; Иван падает, разбивая ногу. Оба ранения разнохарактерны. В падении Ивана есть некоторая пародийность на падение Христа на виа делла Роса, но в данном случае нам важно подобие действий Ивана и Левия.

Причина стремительного передвижения Ивана и Левия по улицам разных городов – смерть их учителей, в обоих случаях уважаемых и любимых. Учитель Левия еще должен умереть на Лысой Горе; учитель Ивана Берлиоз уже умер.

Действительно, Берлиоз был первым наставником и учителем незадачливого поэта. Берлиоз прочел необразованному Ивану краткий курс по истории религий, точнее, по историям из религий. У Берлиоза была вполне определенная задача: научить Ивана правильному пониманию евангельских событий. Иван обязан был внять велеречивому редактору, уразуметь, что Иисуса Христа вовсе не было. В религиозном смысле Берлиоз стал предшественником мастера, повернувшего Ивана от атеизма к сатанизму. Для Ивана Берлиоз – пример литературной карьеры. Это заказчик, твердо знающий, какого качества материал необходим в номер. Берлиоз – не просто «частица той силы», которая воспитала Ивана в должном ключе, но представитель идеологии, ее персонификация. Его рассуждения о христианстве звучат как цитаты из расхожей атеистической брошюры. Большевистская печать, таким образом, диктует свои требования, свой вкус, свои правила, свою идеологию. Ивановы творенья, по мнению Берлиоза, должны стать примером для атеистов.

Воланд – следующая ступень на духовном пути Ивана. Атеизм отрицает и Бога, и черта, но силу Воланда Иван ощутил на себе лично. Дальнейшее формирование поэта продолжил мастер.

Мы уже отмечали черты, роднящие Ивана с Левием Матвеем. Они ни в коей мере не позволяют отождествлять этих персонажей. И хотя Левий «вынесен» Булгаковым за скобки романа мастера и автономно появляется в Москве для беседы с Воландом, он – пример Ивану, его архетип, онтологический двойник. За исключением Маргариты, все герои московской части повествования имеют в романе мастера своих «двойников», чьи поступки заведомо определены. Так, законоучитель Каифа «дублируется» Берлиозом, но пародийно – и Арчибальдом Арчибальдовичем, директором Грибоедова. Оба они пребывают во главе «храма искусств»: один – в духовном смысле, другой – в материальном. Само название «Грибоедов» обретает двойной смысл: как фамилия известного писателя и как гастрономический намек. Таким образом, Каифа как-то увязан с Арчибальдом Арчибальдовичем и Берлиозом; Алоизий Могарыч «одной крови» с бароном Майгелем и Иудой из Кириафа; Иван Бездомный сродни Левию Матвею; мастер – Иешуа. Это самые важные и явные параллели, существует и множество второстепенных.

Более завуалированный прототип Ивана Бездомного – евангельский Иоанн Богослов, любимый ученик Иисуса Христа, более других апостолов связанный с эзотерикой. Иоанн Богослов был единственным учеником Христа, оставшимся у подножия Креста во время казни, и точно так же Иван Бездомный – единственный близкий мастеру человек, находящийся рядом в момент смерти учителя. Если Иоанн по Воскресении первым пришел ко Гробу Господню и поверил в Воскресение, то Иван стал первым и единственным, кому открылась тайна посмертного существования мастера. Через параллель Иван – Иоанн Богослов тема Берлиоза как духовного «предтечи», наставника Ивана, предшествующего мастеру, обретает завершенность: ведь Иоанн Богослов до знакомства с Иисусом был учеником Иоанна Предтечи.

После «крещения» в Москве-реке Иван вступил в сферу действия темных сил. Путь его к сумасшедшему дому – это страдание (болезнь) и награда (встреча с мастером). Встретив мастера, Иван меняется. На первый взгляд метаморфоза разительная: Иван очень быстро осознает и чудовищность своих стихов, и безобразность поведения. Но отречение от прошлой жизни было предопределено таинственным ночным купанием. Со старой одеждой Ивана «исчезло удостоверение МАССОЛИТа, с которым он никогда не расставался» (с. 469–470). «Крещение» не только лишило поэта формального документа, но и символически вывело из когорты «братьев во литературе». Получив после «крещения» пророческий дар, позволивший ему гневно обличить бездарных коллег в Грибоедове, Иван, казалось, судьбой был тяжко наказан. В эпилоге романа Булгаков характеризует его как «тяжко больного» человека (с. 810). Но «решительно никакого безумия» не видит в глазах Ивана поэт Рюхин, привезший его в клинику. «Нормален, нормален, только рожа расцарапана…» (с. 484).

Изменения с Иваном происходят постепенно. Если только что доставленный к Стравинскому поэт нормален, хотя и возбужден, то после грозы он «раздваивается». Наступает перелом в его мировосприятии. С чисто медицинской точки зрения это выглядит как раздвоение личности: Иванов становится два, они полемизируют друг с другом, в их спор ввязывается бас консультанта. Налицо симптомы шизофрении, которые, однако, Булгаков описывает так, что напрашивается неоднозначный вывод: либо «раздвоение» Ивана – ироническая метафора, либо буквальная симптоматика. Следует отметить, что все «шизоидные» черты психики Ивана проявляются уже в клинике. Так что неизвестно, угадал ли Воланд скрытую до поры до времени болезнь либо попросту свел Ивана с ума. Можно предположить, что болезнь Ивана коренится во внутреннем сопротивлении нечистой силе: ведь, выйдя из клиники, Иван все-таки отказывается осознать до конца, что с ним произошло. Он знает, что был болен, лечился, вылечился, хотя «кое с чем он совладать не может» (с. 808). Цельности сознания Иван так и не обрел, как не обрел и твердой веры в сатану.

Уже беседуя со Стравинским, Иван почувствовал неприязнь к своим творениям. В четверг, в разговоре с мастером, он прямо признает свою поэтическую несостоятельность. В субботу, когда его навестил следователь, Иван окончательно распрощался с прошлым: «Я больше стихов писать не буду» (с. 753). Эти слова – сознательное подтверждение клятвы оставить поэтическое поприще, данной Иваном мастеру в четверг. И это выздоровление от графомании.

Клиника – место «посвящения» Бездомного. Как мы уже отмечали, она необычна и напоминает сказочный замок, по всем законам мифа удаленный за реку и лес. «Волшебник» Стравинский удивительным образом помогает грубому и буйному пациенту избавиться от страстей, сопряженных с эмоциональным стрессом. Более того, лечение способствует переносу интересов Ивана с гибели Берлиоза на творчество мастера. После первого укола он засыпает со словами: «Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат… Пилат…» (с. 487). Когда он проснулся, «воспоминание о гибели Берлиоза не вызвало… сильного потрясения» (с. 501), да и вообще «сегодняшний Иван значительно уже отличался от Ивана вчерашнего» (с. 503). Мастер после лекарства Коровьева тоже сначала засыпает, а по пробуждении чувствует себя вполне здоровым, ясно воспринимая события прошлого.

Пытаясь описать случившееся на Патриарших прудах, Иван внезапно обнаруживает, что дар слова оставил его: он бессилен выразить поразившее его. Обнаружилась писательская несостоятельность Ивана только в клинике Стравинского; ранее никакие рефлексии Ивану не были свойственны. Медленно, но необратимо Иван из человека «творческой профессии» становится интеллигентным человеком, склонным к размышлению.