дней после него. Во всяком случае, полнолуние – пасхальный ориентир. Вполне логично предположить, что «пассион» мастера связан с московской частью романа через православную Пасху. Булгаковым этот факт скрыт, а потому нуждается в доказательствах. С луной связаны также астрологические и демонологические теории – в романе при лунном свете происходят самые важные и сверхъестественные события, имеющие отношение к Воланду. И превращение Варенухи в упыря, и полет Маргариты на бал, и извлечение мастера, и, наконец, путь к вечному приюту – все эти события совершаются под знаком луны. Луна с первых страниц сопровождает действия героев: именно ее, разваливающуюся на куски, видит умирающий Берлиоз. Полнолуние в эпилоге романа будит смутные воспоминания, беспокойство, тревогу у людей, повстречавшихся с Воландом. Что, конечно, не следует воспринимать как буквальное указание на то, что память пострадавших оживает в пасхальные дни, но косвенно, опосредованно это напоминание о Пасхе.

В романе мастера с лунным светом связаны убийство Иуды, второй разговор Пилата с Афранием. Рассвет наступил с уходом из дворца Левия Матвея.

Луна – особо важный для Булгакова образ, общий для двух частей романа. Полнолуние объединяет многие, разновременные и по своему характеру многослойные действия. Луна полна, свет ее всепроникающ, внимание на этом настойчиво акцентируется автором. Этот символ очень важен для интересующего нас события: появления Воланда в Москве перед Пасхой.

Полнолуние названо праздничным. Можно отыскать в романе и другие пасхальные ориентиры. Именно в этот вечер Берлиоз критикует антирелигиозную поэму Ивана, которую сам же Берлиоз и «заказал поэту для очередной книжки журнала» (с. 425), причем написана она была «в очень короткий срок». Не исключено, что поводом для ее создания послужила приближающаяся Пасха и переработку необходимо было сделать срочно. Можно даже предположить, что Булгаков, писавший роман с 1929 по 1940 год, взял за точку отсчета вполне реальное празднование поздней (майской) Пасхи, почти совпадающей с гражданским праздником 1 мая. События романа происходят в самом начале мая: липы на бульваре «чуть зеленеющие» (с. 423), несмотря на страшную жару. Отсылкой к 1 мая могут послужить слова Ивана в адрес Рюхина: «Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу!» (с. 484).

Сразу же оговоримся. Если в основу повествования и положена какая-то конкретная дата, это вовсе не означает, что все «реалии» московских событий привязаны именно к ней. Наблюдения показывают, что в романе тесно переплетаются детали, характерные как для 1920-х, так и для 1930-х годов, о чем речь пойдет ниже. Поэтому подобная точность, неприемлемая для анализа всего произведения в целом, может быть интересна как возможный конкретный факт.

В эпилоге романа говорится, что с момента описываемых событий прошло много лет. Ивану Бездомному уже «тридцать или тридцать с лишним» (с. 808) лет, т. е. минуло лет десять, ведь в момент знакомства читателя с Иваном ему двадцать три года.

Несложно проверить пасхальные даты с 1920 по 1940 год. Четыре Пасхи за двадцатилетие приходятся на май: 2 мая 1926 года, 5 мая 1929 года, 1 мая 1932 года, 2 мая 1937 года. События в романе начались в среду вечером, и до пасхального Воскресения должно пройти пять дней. Совпадение одно – 1929 год.[14] Следовательно, могло случиться, что литераторы увидели Воланда 1 мая 1929 года. «Первая странность этого майского вечера» (с. 423), а именно редкостное безлюдие на бульваре, вполне объяснима. Вечером люди в компаниях отмечают гражданский праздник. Вполне вероятно, что и заседание МАССОЛИТа, назначенное на 10 часов вечера, было приурочено к первомайскому празднику, а поскольку ресторан Грибоедов – ночной и основное веселье в нем начинается после полуночи, заседание, естественно, превратилось бы в дружескую праздничную пирушку, которая последовала бы за официальной частью. Светское застолье объясняет и большое количество народа в ресторане: все столики к полуночи на веранде были заняты, и для двенадцати человек нашлись места только в залах. Праздник привлек в ресторан и гостей из других городов (пародийный Иоганн из Кронштадта, Витя Куфтик из Ростова), «плясали свои и приглашенные гости» (с. 476). Здесь же находились и «виднейшие представители поэтического подраздела МАССОЛИТа». Столь активное включение всех в ночную ресторанную жизнь посреди недели вполне уместно в связи с Первым мая. Становится ясным, почему Степа Лиходеев так веселился сначала в «Метрополе», а потом на даче в Сходне: пьянка не была экспромтом, на дачу специально везли «патефон в чемоданчике» (с. 495). Патефон – роскошь по тем временам, и рядовые граждане веселились под звуки праздничного концерта, в котором передавались классические произведения: «из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы „Евгений Онегин“» (с. 470). Здесь не столько авторское преувеличение, сколько констатация факта – какой же праздник без музыки!

Найденная нами дата интересна тем, что именно в 1929 году Булгаков начал писать свой роман. Ему, как и мастеру, было 38 лет. Вообще 1929 год стал в жизни писателя критическим. Неприятие его творчества, бедственное положение заставили его в этом году впервые обратиться к А. М. Горькому за поддержкой. Булгаков в письмах Горькому от 3 и 28 сентября 1929 года просит о «гуманной резолюции» на прошении, поданном «правительству СССР», – разрешить покинуть пределы СССР. «Все запрещено, я разорен, затравлен, в полном одиночестве. Зачем держать писателя в стране, где его произведения не могут существовать?»[15]

Таким образом, знаменитому письму Сталину, написанному в 1930 году, предшествовали письма к Горькому 1929 года. Что касается письма Сталину, то Б. Гаспаров очень точно определяет его не только как биографический, но и как «литературный факт», поскольку «судьба мастера сознательно ассоциировалась Булгаковым с его собственной судьбой».[16] «Судьба автора отожествляется с судьбой литературного героя, тем самым как бы становится литературным фактом. Такое отожествление является также примером смешения различных модусов, столь же характерного для мифологического повествования, как и смешение различных временны?х планов».[17]

Итак, если 1929 год появился в романе как автобиографическая деталь, то сплетение разновременных реалий (1920-х годов с 1930-ми) придает роману более эпический характер, делает его своеобразной притчей, пророчеством и т. п.

К самому концу 1920-х годов отсылает ряд деталей. Например, номер «Литературной газеты», в которой напечатаны стихи Ивана Бездомного, указывает на то, что события происходят не ранее 1929 года – года первого выпуска этой газеты. МАССОЛИТ, явно ассоциирующийся с МАППом, не мог существовать позже 1932 года, но гибель его председателя и пожар, уничтоживший здание «Грибоедова», воспринимаются как пророчество о неминуемой гибели объединения, принесшего так много бед самому Булгакову.

Кремировать тело Берлиоза могли не раньше конца 1920-х годов – крематорий в Москве открылся 11 января 1927 года. Впрочем, Булгаков пишет об этом как о чем-то вполне обиходном: «Тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи» (с. 431). Обыденность кремации – примета уже 1930-х годов. Из этого же десятилетия – злобное обращение Ивана Бездомного к врачу: «Здорово, вредитель!» (с. 483). Возникает ассоциация с процессом над врачами- убийцами в связи со смертью А. М. Горького (1936 г.) и его сына М. А. Пешкова (1934 г.).

Особо стоит отметить и появление двух «новеньких» гостей на балу у сатаны, имен которых Коровьев якобы не знает. Один из них – автор плана убийства человека, «разоблачений которого он чрезвычайно опасался» (с. 686), с помощью яда, которым обрызгали стены кабинета. Второй – исполнитель. Этот изысканный способ убийства и анонимность гостей на балу ассоциируются с попыткой Ягоды отравить Ежова, стены и шторы кабинета которого были, по его приказанию, обрызганы ртутью (ртуть добавили и в побелку). Правда, желаемого результата Ягода не добился. Но присутствие Ягоды на балу у Воланда связано уже с концом 30-х годов – он мог там появиться только после смерти в 1937 году.

Из реалий 1930-х годов Б. Гаспаров отмечает неоднократное упоминание в романе имени А. С. Пушкина в связи со столетием гибели поэта в 1937 году. В торжествах по этому поводу активное участие принял Булгаков (пьеса «Последние дни»).

Б. Гаспаров проследил и ассоциацию с процессом Н. И. Бухарина в 1938 году через имя чиновника Николая Ивановича, превращенного в борова. «Важно также, что Николай Иванович оказывается в романе

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату