поставят.
— Якши быдыс, — говорит. Хорошие, значит, птицы.
— Давайте, — говорю, — дедушка, я вам надпись переделаю, никто ведь не поймёт, что у вас там написано.
А он мне птичку вытащил из корзины и показывает. Красивенькая птичка, прелесть, где он только её поймал.
— Не купят, — говорю, — у вас птиц, дедушка, с такой вывеской. Никто ведь не знает, что у вас там в корзине лежит. — Перевернул я дощечку, написал мелом «ПТИЦЫ» и говорю: — Вот так, теперь у вас торговля вовсю пойдёт.
А он головой кивает и птичку мне протягивает.
Хорошо бы купить птичку Бобе, да ему сейчас пирожок больше нужен.
Иду, а в голове у меня БЫДЫС вертится.
Собачка за мной увязалась.
— Быдыс… — зову её, — быдыс…
Тут война, а тут быдыс… И там пять букв, и тут пять букв. Как бы, думаю, слово «война» переделать, чтобы вроде быдыса получилось. Старался, старался, бросил эту затею, война войной остаётся…
— Купил пирожок? — спросил Боба.
Я развернул бумагу, в которой были завёрнуты пирожки: один с мясом, один с картошкой, один с повидлом…
— Наши ноты! — воскликнула мама. — Тебе завернули в них пирожки!
— Надо всегда заворачивать пирожки в чистую бумагу, — сказал Боба.
Я постоял минутку, посмотрел, как он хорошо ест, схватил новую пачку газет и побежал менять их на папины ноты.
12. Дерево
Летят палки и камни в листву, ломают ветки. Сыплется тутовый красный дождь с камнями и палками. Бросаемся под дерево, сшибаемся лбами, ползаем по тротуару, суём в рот пыльные расплющенные ягоды. Шарахаются прохожие, обходят стороной. Одна палка зацепилась за ветку и покачивается — целое бревно. Никто на неё внимания не обращает, лишь бы к ягодам успеть. В самом центре города, напротив университета, растёт это дерево.
— Голову свою не жалеют, так дерево бы пожалели, — закричали из окна университета, — прекратите кидать!
Все разбежались.
Я стоял, прислонившись к стене, тёр ушибленное место. Палка с дерева всё-таки саданула мне по плечу.
— Я думаю, самое подходящее время, — сказал Толик, — залезть на дерево и потрясти.
Ни разу ещё не видел, что кто-нибудь из мальчишек осмеливался залезть на это дерево. У всех ведь на виду.
— Пока нет ребят, — сказал он, — время самое подходящее.
— Лезь, пожалуйста, — сказал я, — кто же тебе запрещает.
— Кто отгадает, в какой руке, тот и полезет.
— Что в какой руке? — Я не сразу сообразил.
— Да ну тебя, время не теряй.
— Ах, ну давай, давай! — Я взял поспешно с земли камешек. — В какой руке у меня камешек?
Он хлопнул по руке и отгадал.
— Значит, мне лезть?
— Тебе.
— Давай снова.
— Нечестно.
Дёрнуло меня его слушать! Я и не думал лезть.
— А ты с ягодами не сбежишь? Пока я слезу с дерева, сто раз сбежать можно.
— Да ты что?! — Он раскрыл на меня глаза, будто такое на свете быть не может, что он сбежит. — Нечестно ведь. — Он опять раскрыл свои глаза.
— Да брось ты, всё нечестно да нечестно, видали мы таких на базаре!
— Видали где?
— На базаре, где ещё. Разных там шапочников…
— Каких таких шапочников?! — Видно, не знал он никаких шапочников, в жизни их не видел.
— Каких, каких… — говорю. — Разные там кепки делают из брюк и пиджаков.
Он от меня даже попятился.
— Не мог ты меня видеть на базаре, чего мне на базаре делать?
— Ишь ты, не мог… я вот мог. Никак не пойму, притворяешься ты или нет.
— Чего же мне притворяться, когда я отгадал, — искренне удивился он, — а ты не отгадал, выходит, ты и притворяешься. Послушай, как же из брюк шапки делают, неужели правда?
— Делают, делают, — сказал я, — кепки, а не шапки.
— Никогда бы не подумал, это ведь чудеса!
— Не больно чудеса, — сказал я, — да ну тебя…
— На твоём месте я бы всё-таки полез на дерево, — сказал он.
— А если не полезу?
— Нечестно.
Глупо лезть, очевидно. Народ мимо проходит, неужели бы он полез? Обижается всё время, удивляется… Натрясу я ему ягод, а он их соберёт и уйдёт. Настанет тогда моя очередь удивляться и обижаться.
— А во что ты их будешь собирать? — спросил я.
— В кепку.
— Кепка, значит, из брюк, а в кепке ягоды?
Он снял свою кепку и стал её рассматривать.
— Да нет, — говорит, — не из брюк…
— А после ягод ты её на голову наденешь?
— Ну и пусть.
— Башка вся будет красная.
— Чего?
— Да ничего.
Надел он свою кепку и говорит:
— Побыстрей залезай, а то ребята возвратятся.
— Да ладно тебе подгонять, знаешь, как у меня плечо болит?
— Разойдётся, — сказал он участливо.
— Как же оно разойдётся?
— От движения и разойдётся.
— Да ну тебя, — сказал я и полез на дерево.
Он стоял, задрав кверху голову, и кричал:
— Выше! Выше! Ещё лезь! Теперь тряси!
Я потряс ветку. Сейчас же появились мальчишки, будто они только и ждали, когда я залезу на дерево. Они ему мешали собирать, но он всё время кричал: «Тряси! Ещё тряси!»
Вдруг он крикнул:
— Беги!
