— Все это и в трех звездах есть! — попыталась она поспорить. Но собеседник не в том настроении. Лучше прекратить сразу. — А халат один?
Ответа не последовало. 'Я говорю глупости?' Она заглянула в белоснежную ванную и констатировала:
— Один! Номер же на двоих! Или мы с тобой похожи на сиамских близнецов? Чур, мой, ладно?
Скользнула взором по его телу: 'Надеюсь, он сегодня не будет столь робким? Я — нормальная женщина с нормальными потребностями. Иначе, зря сюда приперлась!' С этими мыслями, полными сомнений, она прошествовала в ванную и заперлась там. Забыв обо всем, в предвкушении расслабляющего душа, задернула шторку, включила горячую воду… Мыльная вода смывала все неприятности, всю усталость, все проблемы, оставляя лишь терпкий аромат абрикосов на теле и бархатистую мягкость. Насладившись, Вика осторожно протянула ногу и засунула ее в белую мохнатую тапку, затем другую. Завернулась в большое белое полотенце и провела рукой по стеклу. Почему в отелях всегда все белое? В запотевшем зеркале напротив мелькнуло довольное, улыбающееся лицо. Лишь легкая тошнота и головокружение портили общее приятное впечатление. Пригладив влажные волосы, она появилась в комнате.
— Ты пойдешь?
Обернувшись, Вадим внимательно оглядел ее. Потянул рукой за край полотенца — махровая ткань упала на пол.
— Хороша?
— Не то слово! — он притянул ее к себе. Вместе грохнулись на кровать. Прижавшись к ней губами, прошептал:
— Ты меня подождешь?
— А то! Сомневаешься? Думаешь, сбегу? — ее мокрое тело прижалась теснее.
— Хочешь?
— Не то слово, — подражая ему, мяукнула она.
— Я быстро!
Хозяин вскочил и мгновенно исчез в ванной, — оттуда донеслись довольные, фыркающие, словно от морского тюленя, звуки. Его высокая мощная фигура вскоре появилась в проеме. Тряхнув сырыми волосами, грозным басом произнес:
— Ну, держись, зараза! Попалась! Живую не выпущу! — и скользнул к ней под одеяло.
'Очень на это надеюсь!'
За окном еще темно. Несколько бесконечных секунд она соображала, где находится. Вспомнив, что в гостинице, провела языком по губам, чувствуя отвратительную горечь во рту. 'Надо не забыть принять таблетки. Сегодня самый трудный день — второй!' Осторожно выбравшись из под монолитной руки Вадима, направилась в ванную комнату, прихватив свою сумку. В голове проносились образы прошедшей ночи, девушка иронично прищурилась. Сладостно потянулась. 'Вчера было намного лучше!' Проглотив таблетки и прополоскав рот, вернулась в постель. Вадим уже не спал. Телевизор работал. Колесникова поинтересовалась:
— Сколько времени?
— Половина седьмого. Через полчаса пойдем на завтрак. Там Стасик-педорасик нас заберет и домой!
— Хорошо, — она вернулась в кровать.
Вадим беспрерывно щелкал каналами на пульте. 'Что за дурная привычка!'
— Как спала?
— Как убитая.
— Как у тебя с Мухиным дела? Он ведь злится!
'А то я не знаю! Хотя…'
— На что?
— Сказал, что ты ему на стол бросила учетную политику, ничего не объяснив.
— Почему бросила? Положила. Думала, что он обрадуется.
— Чему?
— Я долго над ней сидела. Выверяла все.
— А почему ему не сказала? Он не знал, что это за документ и с чем его едят.
— Господи! Да мне и в голову не приходило, что это нужно объяснять! Основной документ!
— Ну, да. Мухин — человек новый в этом. Завод сказывается. Мышление людей иное. Все равно, помирись с ним.
— Ага, помирись! Он как взглянет, как пилой режет! Аж, мурашки!
— Бывает, знаю. Все равно, мне Ваши разборки не нужны. Михаил Федотович ведь может быть совсем другим. Рубахой — парнем.
— С кем? С тобой? Вполне возможно!
— Испеки ему торт — он сладкое обожает. И тебя начнет после этого.
— Попробую, — буркнула себе под нос Вика, чувствуя, что уж что-то, а печь этому бульдозеру пироги или торты ей совсем не хочется.
Прошло несколько минут в полной тишине. Вадим положил подушки вертикально к спинке кровати и сел, опершись на них. Вика провела пальцем по его руке. Многозначительно шевельнула бровями. Протяжный зевок и такое же протяжное 'не-е' последовало незамедлительно. 'Ну и ладно!' Пожала плечами и пошла умываться. Включив свет, посмотрела на себя в зеркало. Усмехнулась. Под нос пробормотала: 'Не удивительно!' Почему не потрудилась вчера смыть косметику и уложить сырые волосы? Да, жалкое зрелище! 'Ну, ничего, сделаем реконструкцию. Несложно', — тут же успокоила себя девушка и, достав косметичку, а затем фен, принялась выстраивать свои боевые ряды в боевой порядок.
— Ты готова? — постучался Ворон в дверь.
— Да. Иду.
Взяв вещи, спустились в ресторан, где все напомнило отдых за границей. Те же столы с нарезанными овощами, горка фруктов, масло и джем в маленьких упаковках, нарезанная ветчина и сыр. На выбор — кофе, чай, молоко. Несколько круглых металлических чанов с предполагаемой кашей. Повар, стоящий возле отдельного столика, на котором размещалась плитка, чтобы поджарить яичницу, омлет или блины — чего захочет искушенная публика.
'Глаза бы мои ни на что не смотрели!' — от разнообразия запахов ее замутило. Вадим, бросив сумки под стол, энергично направился к ветчине. 'Чаю что — ли попить? Нам ведь пилить и пилить', — соображала она и неуверенно подошла к стопке чайных чашек, а затем к круглому чану, в котором и правда оказалась овсяная каша. Осторожно сняла крышку, держа в другой руке чашку с чаем и замерла, не зная, что делать дальше. Крышка слишком большая, класть ее некуда. Может, выемка есть? И можно ее поставить боком прямо на кастрюлю? Нет, выемки нет! Идиотизм! Она жалобно посмотрела на мимо проходящего Вадима, но тот не остановился, чтобы помочь. Вот, урод! 'Как дура с этой бандурой, — угрюмо резюмировала она, — что-то я сегодня плохо соображаю'. Умудрившись все же наложить себе каши, а к ней — несколько ломтиков сыра, вернулась к столу, за которым вовсю орудовал вилкой патрон.
— Ты чего как долго?
— Не знаю, — раздраженно донеслось в ответ. 'Оставил меня там одну бороться с ветряными мельницами', — не зная, что еще вменить ему в вину, подумала она. Потом, не выдержав, сама над собой рассмеялась.
— Ты чего?
— Не знаю.
— Ты будешь сегодня есть или нет?
— Не знаю.
— Нам скоро ехать.
— А то я не знаю!
Мрачно на нее взглянув исподлобья, Ворон все же промолчал. Проглотив несколько ложек липкой каши и отпив остывший за время ее манипуляций чай, Колесникова с трудом вылезла из-за стола.
— Ты чего какая?
