поверхности воды появлялась накипь ледяных кристаллов. Правда, следующий же порыв уносил их на север, но было ясно, что при первой же возможности море замерзнет, а что такая возможность появится, мы не сомневались.
ГЛАВА XIX
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СОЛНЦА, ИЛИ НАЧАЛО НАСТОЯЩЕЙ ЗИМЫ
Дни стали намного короче, и хотя теоретически солнцу следовало бы оставаться с нами до середины мая, фактически мы видели его последний раз 27 апреля. Объясняется это тем, что из-за плохой погоды мы почти не покидали пещеру, а возвышенности к северу от острова Инекспрессибл загораживали от нас северную часть горизонта.
Как и следовало ожидать, май начался с сокрушительного западного ветра. Морской лед, снова образовавшийся в бухте в последние дни апреля, унесло к горизонту. Те участники партии, которые работали под открытым небом, получили серьезные обморожения. Браунинг, например, однажды вернулся в пещеру с совершенно омертвевшей белой рукой и долго растирал ее, чтобы восстановить кровообращение. Тюлени встречались так же редко, пришлось опять сократить выдачу мяса, и теперь пищевой рацион только-только поддерживал в нас силы для работы. Я подсчитал, что при таких нормах питания продуктов хватит до возвращения света, но частые обморожения свидетельствовали о том, что вряд ли мы, во всяком случае некоторые из нас, сумеем предпринимать ранней весной санные походы. Оставалось лишь надеяться, что обморожения вызваны сочетанием мороза с сильными ветрами, а не тем, что лишения ослабили сопротивляемость организма холоду.
К началу мая нам удалось добиться от жировых печей максимальной эффективности, и на этом уровне они успешно продержались до конца зимы. До сих пор больше всего хлопот было из-за того, что мы никак не могли найти способа регулировать огонь и разжигать его без помощи веревки или лампового фитиля. Первая проблема требовала особого внимания – без ее решения печка не печка, и, обдумывая ее, мы пришли к выводу, что нужен какой-нибудь пористый материал, который бы впитывал жир и горел более или менее ровным пламенем.
Я уже упоминал о том, что на берегу близ пещеры валялись во множестве скелеты тюленей. Вот эти- то кости и пришли в конце концов нам на помощь. Однажды Кемпбелл принес несколько маленьких высохших косточек и попытался заменить ими веревочные фитили в лампах для чтения. Эксперимент оказался не особенно удачным, но тут Левика осенило, что осколки костей – именно то, что требуется для регулирования огня. Как раз на следующий день выпало наше с ним дежурство, и мы положили несколько кусочков тюленьих ребер на дно банки из-под керосина, служившей печью. Огонь горел в этот день равномерным ясным пламенем, коптил значительно меньше обычного и время приготовления супа сократилось примерно на одну треть. Он сварился даже слишком быстро обед был готов преждевременно. Это не значит, что нам не хотелось есть, мы с большим удовольствием уничтожили бы его и сразу после завтрака, – но из-за этого образовался непереносимо большой перерыв между обедом и утренней трапезой. Конечно, было совсем нетрудно избежать этого в следующий раз, и новое топливо, применявшееся отныне постоянно, сильно облегчило обязанности кока.
Новый способ поддержания ровного огня имел еще и то преимущество, что если он гас, а это, конечно, случалось, и нередко, то достаточно было поднести к нему зажженную лучину – и он немедленно загорался, его не приходилось раздувать. В таких случаях печка вела себя как примус, горевший некоторое время и задутый сквозняком. От раскалившихся костей вверх подымались летучие газы, немедленно воспламенявшиеся от огня. Когда кости хорошо разгорались, жар поддерживали маленькими полосками сала, которые клали на край банки. Жир с них капал на ее дно, а обуглившийся кусочек сала дневальный съедал или бросал в банку, где он и догорал. Завершающий штрих в конструкцию печи был внесен неделей позднее, когда попробовали подвешивать полоски сала над костями, так что жир стекал прямо на них. Затем стали подкладывать куски побольше, они поддерживали огонь на протяжении двадцати минут. Мы и дальше пытались вводить те или иные улучшения в работу печи, но они не выдерживали испытания временем.
Сильный ветер продолжал дуть до 5 мая, когда наступило затишье, длившееся весь этот и часть следующего дня. В такую погоду можно было надеяться и тюленя встретить. Поэтому мы возобновили патрулирование по краю припая, но в первый день оно ничего не дало. Шестого, однако, совершая обход, мы с Кемпбеллом заметили четыре фигуры приблизительно в полумиле [805 м] от нас на надежном морском льду за заливом Терра-Нова, уцелевшем под прикрытием берега, несмотря на ветер. Фигуры эти, вроде бы слишком большие для пингвинов, немедленно навели нас на мысль о спасательной партии, и Кемпбелл поспешил в пещеру за биноклем, а кстати, и за Абботтом с ледорубом на тот случай, если это все же окажутся пингвины.
Видимость была очень плохой, а фигуры двигались к острову развернутым строем, как если бы это была санная партия. В какой-то момент силой воображения мы даже различили за ними сани.
Смущало лишь то обстоятельство, что фигуры шли от кромки льда, и если бы это были люди, такое трудно было бы объяснить. Но к тому времени, как Кемпбелл вернулся, просветлело, и даже без бинокля стало видно, что это четыре императорских пингвина, шествующих своей обычной величественной поступью. Мы тут же бросились им наперерез и, с трудом форсировав приливо-отливную трещину с чрезвычайно ненадежными краями, добрались до морского льда. Идти по льду было трудно и небезопасно, но птицы были нужны нам позарез, и после короткой, но напряженной погони я уложил трех ледорубом, а Абботт быстро заколол ножом четвертого. К шеям привязали веревку и поволокли по льду на грудках, словно самой природой предназначенных для тобоггана. Так мы дотащили их до подножия припая, а здесь ощипали. После этого пришлось каждому взвалить на плечи тушу и пронести на себе между камнями, отделявшими припай от пещеры. Птицы находились в прекрасном состоянии, они, очевидно, направлялись вдоль берега на мыс Крозир для гнездовых дел и, готовясь к зимнему посту, нагуляли не меньше чем дюймовый [2,54 см] слой жира. Каждый весил от 80 до 90 фунтов [36,3-40,8 кг], мы испытали этот вес на собственной шкуре, пока донесли добычу до пещеры. Со всех четырех мы получили фунтов сто [45,4 кг] или даже больше чистого мяса. На радостях я выдал один лишний сухарь на всех, и, лакомясь им, мы решили, если появится еще одна партия императорских пингвинов, постараться сохранить жизнь хотя бы одному и использовать его в качестве гонца к нашим людям в проливе Мак-Мёрдо. Мы не сомневались, что птицы направлялись именно на мыс Крозир, а в намерения капитана Скотта входило посетить в первый или во второй год экспедиции тамошние гнездовья императорских пингвинов. Так что наша затея была не так уж безрассудна, как может показаться с первого взгляда. Но из нее ничего не вышло, потому что в следующий раз мы увидели императорских пингвинов только тогда, когда приготовились совершить поход вдоль берега и таким образом сами заявить о себе.
В этот день печки дымили как никогда, и Дикасон, исполнявший обязанности кока, раньше времени улегся в постель с воспалением глаз, сделавшим его незрячим. Это был самый тяжелый случай такого рода, хотя не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из нас не пострадал по этой причине в большей или меньшей мере. При хорошей тяге и равномерном пламени недуг обычно поражал только дежурного по камбузу, но если дымоход был закрыт, жертвами оказывались все. Коричневые жирные пары, подымавшиеся над жировыми печами, и дымом-то не назовешь, но Браунинг вооружил нас достаточно выразительным словцом из словаря своего родного края – Вест-Кантри, и с тех пор выражения «смрад» и «смрадная слепота» не сходили у нас с языка.
В этот же день шестого мая в наше домашнее хозяйство было внесено кардинальное улучшение. Прежде мясо для супа по мере надобности приносили со склада, дневальный садился на пол, где его
