решили, что Браунинг будет сам варить себе суп только на пресной воде.
Запись в дневнике от 31 августа интересна в свете последующих событий, она как бы предвещает приближение эпидемии, которая превратила сентябрь в самый трудный для нас период.
«Миновал еще один месяц. Дикасон и я дежурим. Дежурство прошло благополучно. Западный ветер средней силы; очень холодно. Утром, когда я вышел, сквозь туман пробивалось солнце, впервые оно осветило вход в сени. Сегодня никто не уходил далеко от дома, наружные работы не производились. Абботт залатал прореху в спальном мешке Левика, а тот тем временем перебирал свои мелкие вещи. Такое времяпрепровождение называется, по-моему, «радость моряка», хотя сегодня она доставляла мало радости. В последнее время мы питаемся очень подозрительным мясом, мне кажется, оно принадлежит тому тюленю, которого мы убили еще осенью и заложили в склад, прикрыв его собственной шкурой салом вниз. То ли тюлень попался больной, то ли сало протухло под осенним солнцем и жир частично просочился в мясо… С тех пор как супы приобрели тухловатый привкус, мы просверлили в разделочной доске для сала дырку и подвешиваем ее, чтобы она не лежала на полу, ужасно грязном, несмотря на регулярные уборки по средам и субботам».
ГЛАВА XXIV
ПОСЛЕДНИЙ МЕСЯЦ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
1 сентября 1912 года. – Пришел сентябрь, грозный как лев, уйдет же он, скорее всего, судя по другим месяцам, как разъяренная львица, потерявшая своих детей. Весь день дует сильный юго-западный ветер. Небо совершенно чистое, светит солнце, тем не менее никто из нас не испытывает желания выйти наружу. Браунинг чинит свой ветхий спальник, остальные лежат, наслаждаясь бездельем и изредка перебрасываясь замечаниями. Сегодня вошел в силу новый рацион – мы получили по одному сухарю, а на дне сахарного ящика осталось немного пудры – можно будет подсластить чай. Вечерний суп для разнообразия имел сильный привкус смолы: Кемпбелл уронил в котел жгут для разжигания печки – два фута [61 см] просмоленного каната с обуглившимся утолщением на конце – и попутно опрокинул мою кружку со второй порцией похлебки. Впрочем, Дикасону, который по примеру Браунинга захворал, не повезло еще больше: он уронил себе в суп горькую пилюлю, а когда попытался выловить, весьма успешно размешал ее в кружке. Несмотря на присутствие смолы в супе, все съели по обычной порции и даже не без удовольствия. С завтрашнего дня начинаем готовиться к санному походу, и впредь, когда погода не позволит тренироваться на воздухе, будем заниматься шведской гимнастикой. Браунингу дают на завтрак вареное мясо и сало, чтобы подкрепить его перед стартом.
В эту ночь ветер превратился в бурю, какой мы еще не видели. Дымоход был заткнут неплотно, и впервые с осени температура в пещере упала так низко, что мы в течение всей ночи то и дело просыпались от холода. Утром начали делать шведскую гимнастику, обращая особое внимание на упражнения для ног и живота. То обстоятельство, что мы не могли выпрямиться во весь рост, внесло в упражнения много новых элементов. Все движения, связанные с подниманием рук над головой, выполняли стоя на коленях, как бы в молитвенной позе.
Гимнастика была нам необходима, это стало ясно уже из того, как нас измотала первая серия упражнений, и мы благодарили судьбу за то, что среди нас находились флотский хирург из департамента физической подготовки и инструктор гимнастики.
Вечером того же дня впервые ели суп с сильным душком. Мы были слишком голодны, чтобы отказаться от обеда, хотя понимали – в нем что-то не так, но что именно? То ли тюлень попался больной, то ли оттаявший в духовке кусок слишком долго в ней находился…
Третьего сентября случилось еще одно происшествие, на сей раз с какао. Когда я клал в суп вторую порцию мяса, в ней не доставало большого куска печени. Он нашелся – на дне котла с какао. По-видимому, именно из-за печени суп имел такой запах, а так как она некоторое время находилась и в какао, то, может, отчасти и явилась причиной последующих неприятностей. Те, кто, к счастью для них, не был в курсе дела, объясняли необычный запах какао влиянием чая, заварившегося в котле накануне, Дикасон же и я, прежде чем выпить свою порцию, закрыли глаза и постарались ни о чем не думать. Но многозначительные взгляды, которыми мы обменивались, вызвали любопытство окружающих, и они по аналогии с иными происшествиями такого рода без труда догадались о случившемся. Нам, однако, удалось их убедить, что в какао попали морские водоросли, и только три месяца спустя, когда я печатал на машинке свой дневник, правда вышла наружу. К морским водорослям и перьям пингвина в кружках все привыкли и старались пить осторожно, процеживая содержимое сквозь плотно стиснутые зубы.
Нежелательным блюдом был, естественно, и «гранитный суп», досаждавший нам с тех пор, как мы принялись за давно забитых тюленей. В него входили нанесенные ветром на тушу и примерзшие к ней мелкие камушки. Попади они на зуб – это могло бы иметь серьезные последствия, и как только во время обеда раздавался возглас «Осторожно, гранит!», все начинали пережевывать пищу вдумчиво, тщательно, не спеша. Разговоры смолкали и лишь изредка раздавался хруст, сопровождавшийся соответствующей репликой пострадавшего и откровенными улыбками остальной пятерки.
Четвертого у всех, кроме Кемпбелла, появились признаки птомаинового[90] отравления, и тем не менее, когда вечером опять был подан суп с подозрительным ароматом, ни у кого не хватило духа от него отказаться, хотя это было чревато повторной атакой болезни на следующий день. В этом заключалась слабость нашей позиции. Даже теперь у нас не было избытка мяса и сала, мы не могли позволить себе вылить суп и вместо него сварить другой, а что хуже всего, мы не знали наверное ни причины заболевания, ни какое количество мяса заражено.
Конечно, печень, которую мы ели накануне и в этот день, была явно недоброкачественной, но нелады с пищеварением начались днем раньше, а следовательно, их нельзя было относить целиком за счет печени. Заболевание, протекавшее очень остро, быстро лишало нас сил. Надо было во что бы то ни стало от него избавиться, но как? В чем его источник?
На следующий день под давлением свидетельских показаний печень была осуждена. Кемпбелл накануне отказался от нее, мы же все ели, и вот его героизм вознагражден – он опять избег опасности, а остальным стало хуже. Настолько плохи были мы, что Левик распорядился изменить стол, и вместо обычной похлебки на завтрак дали жареное мясо и жиденький бульон из мясного экстракта «Оксо». В результате шестого сентября все почувствовали себя немного лучше, но седьмого снова лежали с отравлением, из чего стало ясно, что причина болезни не только в печени. Снова вспомнили о подозрительных кусках мяса, время от времени появлявшихся в прошлые недели в супах, и естественный ход мысли заставил нас усомниться в исправности «духовки». Тщательный осмотр показал, что ее внутренняя поверхность не совсем ровная и в одном углу пониже скопилась лужица из остатков крови, воды и кусочков мяса. Очевидно, здесь и находился главный очаг инфекции. Каждый кусок мяса, оттаивая, вносил свою лепту в лужицу, и поскольку она каждый день размораживалась на час-другой, то являла собой благоприятную среду для быстрого размножения микробов. Лужица разрасталась, мясо, попадавшее в этот угол духовки, заражалось микробами, которые через плохо прокипяченные супы попадали в наши организмы. Не удивительно, что те взбунтовались, удивляться можно лишь тому, что бунт не принял более серьезные формы.
Когда все это выяснилась, мы как раз приближались к концу следующей банки сухарей. Духовку предали анафеме, сняли и выбросили, а вместо нее смастерили из сухарной банки новую. С того времени все, кроме Дикасона и Браунинга, пошли на поправку. Дикасон поправился окончательно и избавился от последствий отравления только после того, как мы покинули пещеру и перешли на половинный санный рацион, Браунинг же так и не выздоровел и продолжал с каждой неделей слабеть, пока не появилась
