в воздухе загрохотало, и окрестности озарились сиянием огней фейерверка. У прокурорских соседей веселье было в самом разгаре.
Сматываю трос и набираю номер Игоря. Далее следует неспешная прогулка по ночному лесу. Попутно забрасываю фанерную площадку на одно из деревьев. Она застревает в развилке ветвей. Если кто и найдет, то ни за что не догадается о назначении этого приспособления.
Интересно, Катерина сегодня снова ночует в моей квартире?
Середина мая погрузила город в по-настоящему летнюю жару. Народ переоделся в шорты и мини- юбки и ринулся на пляжи. Кто-то уже успел загореть до шоколадного оттенка и теперь выгодно контрастировал на фоне бледнокожих тел.
Я сижу на лавочке в своем любимом скверике и наслаждаюсь созерцанием стройных девичьих фигурок, снующих по тротуарам. Жду, когда позвонит Игорь. Сегодня должен закончиться ремонт в моей квартире. Можно, конечно, явиться и без звонка, но не хочу мешаться в последний момент. Да и приятно посидеть вот так, побездельничать под жаркими солнечными лучами.
После ночного визита к прокурору пока не последовало никакой реакции. Разве что никто не явился к Василичу и его соседям по поводу продажи домов. И то хорошо. Может, так и отстанут по-тихому. Но что-то слабо в это верится.
Час назад мы с Василичем закончили сборку шкафа для верхней одежды на месте люка, ведущего из моего кабинета в подвал. Это была идея Василича. Теперь, чтобы попасть вниз, нужно было открыть шкаф и откинуть его пол, служивший крышкой люка.
Фу ты, черт! Напугал мобильник, задребезжав виброзвонком в нагрудном кармане рубашки.
— Можешь принимать работу, шеф! — весело сообщил из трубки голос Игоря.
— Через пять минут буду, подшефный.
Захожу в арку, ведущую в мой двор, и слышу, как следом въезжает какая-то машина. В душе рождается беспокойство. За спиной скрипят тормоза. Оглядываюсь. Зверь пытается вырваться наружу, но поздно. Получаю удар резиновой дубинкой по голове.
Прихожу в себя оттого, что кто-то выливает на меня холодную воду. Не открывая глаза, пытаюсь вспомнить, что произошло. Вспоминаю то, что из затормозившего рядом со мной джипа выскочил один из сараевских громил и врезал мне по голове дубинкой. А я-то радовался, что все тихо. Вот и получи реакцию.
— Эй, ты, урод, — кто-то пнул меня в бок, — просыпайся! На том свете выспишься.
Знакомый голос. Ну точно, открыв глаза, вижу над собой ухмыляющегося Влада. Того, с которым мне довелось познакомиться во время визита Сараевых в мастерские. Рядом с ним тот жлоб, что огрел меня дубинкой. Сам я, связанный, валяюсь на земляном полу. Находимся мы, судя по отсутствию окон, в подвале. Ага, узкая металлическая лестница спускается из небольшого проема в потолке.
— Очнулся, клоун, — Влад снова пинает меня. — Помнишь, что я обещал с тобой сделать?
Он ухватил меня за шкирку и посадил, уперев спиной о холодную стену. Гул в голове стих, и сразу пришло ощущение холодной уверенности и осознание силы. Наверное, благодаря удару по голове я понял, что зверь во мне есть часть меня. И его не надо сдерживать или выпускать. Надо просто быть им, быть самим собой…
Влад что-то говорит, тыча в меня пальцем. Но я его не слышу. Отталкиваясь от пола и, опираясь спиной о стену, поднимаюсь на ноги. Сараевский холуй с интересом наблюдает за моими движениями и, сказав что-то своему коллеге, резко бьет меня в живот. Но… его кулак врезается в бетонную стену. Зрачки бедолаги расширяются от боли, рот раскрывается в беззвучном крике. Оставив Влада наедине с искалеченной рукою, шагаю к его оторопевшему дружку и наношу удар ногой в пах. Мда… Похоже, перестарался. Парнишка подлетает на полметра и падает замертво. Надо впредь бить поаккуратнее, а то мало ли, может, кто живой пригодится. Ух ты! Когда это я успел порвать связывающие меня веревочки?
Поворачиваюсь к дважды оторопевшему, от боли и от произошедшего, Владу.
— Так что там ты обещал со мной сделать? — снисходительно хлопаю его по щеке, постепенно увеличивая силу шлепков, пока последняя оплеуха не отбрасывает его на какой-то стеллаж.
Сверху доносится звук подъехавшего автомобиля. Дважды хлопнули дверцы. Пара человек, переговариваясь и гулко топая, начали спускаться по металлической лестнице, ведущей в наш подвальчик.
— Эй, инквизиторы, встречай пивко! — Первый действительно держит перед собой ящик бутылочного пива. — Налетай, пока холодненькое… еп…
Доставщик пива сослепу, ибо глаза еще не привыкли к подвальному полумраку после яркого солнца, спотыкается о тело своего приятеля, вырубленного мною минуту назад. Пивные бутылки с веселым звоном крошатся друг об друга. Рухнувший сверху браток решает участь уцелевших сосудов, с хрустом давя пластмассовый ящик. Шагаю к нему и бью кулаком по затылку. Его тело безвольно затихает, накрыв то, что осталось от ящика. Запах разлившегося пива, смешавшись с затхлыми ароматами подвала, вызывает ассоциации, связанные с запахами общественного туалета.
— Чудило! Ты чо наделал?! — спешит по ступеням следующий товарищ и затихает, осев на порожек, нарвавшись грудью на мой кулак.
На всякий случай добавляю ему по макушке и возвращаюсь к Владу. Что-то тот затих, не переборщил ли я с оплеухой? Ага, живой гаденыш. Только щека опухла, и глаз заплыл. Правая кисть тоже сильно опухла, видать, неслабо хотел меня приложить. Баюкает ее теперь, как грудного младенца. Пинаю его в живот и, пока он восстанавливает дыхание, взлетаю наверх по порожкам. Так и думал, мы находимся в гараже обычного гаражного кооператива. Перед воротами шелестит не заглушенным двигателем уже знакомый джип. Загоняю машину в гараж, хватаю свой мобильник, валяющийся на заднем сиденье, и, закрыв ворота, сбегаю в подвал. Здесь за время моего отсутствия ничего не случилось. Все лежат там же, где и лежали. Можно спокойно оценить ситуацию. Трое быков вырублены. Причем один, вероятно, навсегда. И что интересно, этот факт не вызывает у меня никаких эмоций. Самый главный громила, растеряв свою былую самоуверенность, затравленно жмется в углу. Ну что ж, у меня к нему есть немало интересных вопросов.
— Ну, давай, инквизитор, рассказывай, — обращаюсь к Владу и, заметив у лестницы выключатель, гашу свет. Мне и так прекрасно видно, а на моего похитителя темнота произведет лишнее психологическое давление. Ну, или, по крайней мере, в темноте он воздержится от необдуманных телодвижений, если вдруг захочет погеройствовать.
— Тебе капец, сука, — шипит Владик и начинает орать от боли. Это я пинаю его по отбитой кисти. Он не видит в темноте и потому не знает, откуда ждать удар. Беру его за ухо и резко дергаю вверх.
— Если ты, сучонок, не скажешь, где в этом гараже лежат пассатижи, я оторву тебе ухо. Ну!
— А-а! — кричит незадачливый инквизитор от нового рывка и, совершенно сбитый с толку моим требованием, стонет. — Зачем тебе пассатижи, гад?
— Экий ты недогадливый. За что только Сараевы такому тугодуму деньги платят? — новый рывок уха, сопровождаемый новым вскриком. — А пассатижи мне нужны для того, чтобы выдергивать у тебя ногти, дорогой. Ведь иначе ты не расскажешь все, что меня интересует? Не так ли?
Отпускаю ухо и вновь пинаю по кисти. Снова вопль боли. Какой же я, однако, садист!
— Тварь! Урод! — уже плачет Влад, уткнувшись лбом в землю, прикрывая собой пострадавшую руку. — Что ты хочешь узнать? Спрашивай. Все равно тебе капец!
— Ну, капец так капец, — соглашаюсь я. — А узнать для начала хочу, почему и для чего я здесь оказался.
Покинул гараж в сумерках. Так как моя одежда была зверски испачкана, пришлось позаимствовать штаны и футболку у бычары, которого вырубил последним. Его шмотки оказались на несколько размеров больше, но выбора у меня не было. Около автобусной остановки уже стоит 'нива', рядом прохаживается Игорь.
— Ну ты даешь, Олег! Ты куда пропал? — тут он замечает мой прикид. — Это чего это на тебе одето?
