— Канарис знает много больше, чем Папен, — помолчав, сказал Клеменс. — Уж если начальник абвера говорит о нападении на Советы, значит, тут что-то есть. Может, этим ходом Канарис предупреждает англичан, что им нечего опасаться высадки десанта и вся шумиха Геббельса действительно не что иное, как для отвода глаз?
— Да, поговаривают, будто адмирал связан с англичанами.
— Тогда мой вывод таков: фюрер готовит еще одну войну. Но против кого?
— Все, что я узнаю относительно этого, сообщу немедленно.
— Поцелуй за меня Марту.
— С удовольствием.
— Спасибо, дружище.
Когда Шлюстер ушел, Клеменс долго сидел размышляя. Не будет ли с его стороны опрометчивым шагом, если он сообщит Центру о своих догадках? Серьезных оснований для них нет, если не считать того, что сказал Шлюстер; пока нацисты ничем не проявляют недружелюбия к Советскому Союзу. Но передвижение войск на восток? Быть может, это действительно блеф, задуманный Гитлером для англичан? Пусть-де думают, что я передвигаю свои войска на восток, чтобы развязать войну с Советами, пусть поуспокоятся, а мы тем временем подготовимся к прыжку через Ла-Манш.
«Все же предупредить не мешает», — решил Клеменс.
В те же дни из Африки в отчий дом вернулся Антон.
6
Майским вечером к театральной витрине на Фридрихштрассе подошел паренек в униформе рассыльного отеля «Адлон». Видно было, что шел он очень быстро. Пот заливал лоб. Человек в шляпе и дождевике, беззаботно насвистывая, рассматривал афиши театров, цирка и расписание скачек. Парнишка из «Адлона» бросил взгляд направо и налево. Ничего особенного не приметив в обычной толпе праздношатающихся, он подошел к человеку в шляпе и, не глядя на него, скороговоркой сказал:
— За мной гнались от самого Алекса.
— Тебе могло показаться, — продолжая обозревать афиши, ответил человек в шляпе. — Впрочем, будь осторожен, только и всего. И помолчи, идут, — процедил он сквозь зубы.
Офицер и девушка, остановившись у афиши, несколько минут рассуждали о том, куда им пойти завтра.
— Там можно целоваться, — смеясь, сказал молодой офицер, ткнув пальцем в название театра. — Пьеса дрянь, зато на галерке темно, хоть глаза выколи.
Девушка хихикнула.
— Такой богатый господин — и жалеет сигарету, — хныкал между тем рассыльный, обращаясь к человеку в шляпе.
— Вот нахал! — сказала девушка. — Да гоните вы его прочь!
— Правильно! — Человек в шляпе рассмеялся. — Вот тебе сигарета. — Он вынул портсигар. — Бери и убирайся.
Парочка ушла. Человек в шляпе, проследив за ними взглядом, тихо сказал:
— Бери крайнюю справа. В мундштуке то, что передашь ему. Встретимся в это же время у памятника Вильгельму через два дня.
— Спасибо, господин! — Рассыльный по-мальчишески неумело пыхнул сигаретой, — Хайль Гитлер! — и юркнул в толпу.
Тот, кто остался, еще раз взглянув на расписание скачек, собрался уходить, но заметил, как два человека, один в кепи, другой без головного убора, нарочито медленно шли навстречу друг другу. Один из них нечаянно толкнул человека в шляпе.
— Простите! — сказал человек без головного убора.
Человек в шляпе возмущенно пожал плечами и буркнул на ломаном немецком языке:
— Вы ударяль меня. Ми думаль, что тут, в Берлин, вежливый люди. — И снова уперся в расписание скачек.
— Ну? — спросил человек без головного убора.
Человек в кепи жестом показал на Итальянца. Он тяжело дышал, волосы его спутались.
— Черт с ним! — обронил второй.
— Я гнался за ним от Александерплатц и потерял из вида, не дойдя до Фридрихштрассе.
— Значит, вы снова проворонили его? — гневно прошипел человек без головного убора.
— Да, но зато я установил, что он, несомненно, шел на встречу с кем-то.
— Это установлено давно! — хриплым шепотом произнес человек без головного убора. — Я не завидую вам, когда вас вызовет шеф. Вы в третий раз проваливаете это дело. Случись с вами такое же в четвертый раз, с вас спустят шкуру. Идите!
Человек в кепи поплелся туда, откуда пришел.
— Ч-черт! — прохрипел человек без головного убора.
— Что? — обернулся к нему человек в шляпе.
— Ничего, я про себя. Извините еще раз. — Человек без головного убора зашагал прочь. Оставшийся у витрины поглядел ему вслед и с озабоченным видом пошел по направлению к Унтер ден Линден.
Спустя час со второго этажа дома Клеменсов в ярко освещенный холл магазина спустился Антон. Его встретил Педро.
— Вам звонил полковник фон Лидеман, — доложил он. — Я сказал, что вы будете к семи.
— Хорошо. Господин Клеменс у себя?
— Он прилег. Ему нездоровится.
— Что такое?
— Просто заболела голова. Он долго занимался с клиентами.
— Ладно, я зайду к нему. Приготовьте кофе, Педро. Кофе, коньяк и сигары. Лидеман приедет один?
— Он ничего не сказал.
— И вечернюю газету, пожалуйста. Я буду у себя.
— Вы там примете полковника?
— Не знаю. — Антон поднялся по лестнице на второй этаж.
Педро ушел с дождевиком.
Несколько человек вяло слонялись по главному залу магазина, обозревая выставленные драгоценности. Продавцы вполголоса переговаривались между робой, не спуская глаз с тех, кто слишком долго задерживался у витрин с дорогими вещами.
Раздался звонок, извещавший, что рабочий день в магазине окончился.
Зеркальные двери бесшумно открывались и закрывались. Продавцы с поклонами провожали посетителей.
Вернулся Педро. Огромного роста, в черном смокинге, белой сорочке и галстуке, он выглядел особенно внушительно в обширном вестибюле. Блистали паркет, покрытый шведским лаком, латунная инкрустация дверей, хрустальные подвески тяжелой богатой люстры. Мебель, обитая темно-зеленой кожей, полированные столы с увесистыми пепельницами из яшмы, богемского хрусталя вазы с цветами, теплых тонов драпировки на окнах — все это выглядело красиво и прочно. Каждая вещь здесь как бы подчеркивала солидность фирмы и ее непоколебимую устойчивость в торговом мире.
Заметив автомобиль, остановившийся на площадке перед магазином, Педро обратился к продавцам:
— Младший хозяин принимает лично полковника Лидемана. Вы свободны.
Судя по тому, с каким почтением продавцы жали руку Педро, можно было предположить, что он занимает в доме Клеменсов особое положение.
