— Нет, перестаньте, — сказал я. — Вы не должны этого делать.
И я вышел во двор через прихожую, ушел в сад, подальше от бражников. Я шел, пока не оказался в самом дальнем углу обнесенного стеной фруктового сада, из которого мне были видны комнаты женщин, тянувшиеся анфиладой с этой стороны дома.
Теперь вокруг меня собрались ученики. Иаков тоже подошел, как и все мои младшие братья.
Пришел Клеопа и встал рядом со мной.
Иасон, Нафанаил и Матфей тоже вышли, Матфей яростно спорил с юным Иоанном и одним из слуг, совсем еще мальчиком, который теперь смущенно держался сзади, склонив голову и пятясь.
— Говорю вам, я не верю! — сказал Матфей.
— Что значит, ты не веришь! — возмутился юный Иоанн. — Я сам видел. Я видел, как они носили сосуды к колодцу. Я видел, как они принесли их обратно. Я говорил с ними. Я видел их лица. Я это видел. И как ты смеешь заявлять, что ты не веришь?
— Это объясняет, как ты в это веришь, — заметил Иасон, — но не то, как мы должны в это верить.
Он ринулся ко мне, вынудив остальных расступиться.
— Иешуа, ты утверждаешь, что сделал это, превратил воду в шести сосудах в вино?
— Как ты смеешь задавать ему такие вопросы! — сказал Петр. — Сколько тебе еще надо свидетелей, чтобы ты поверил? Мы все там стояли. Его дядя стоял там.
— А я тоже не верю, — заявил мой брат Иаков. — Клеопа, ты действительно видел своими глазами то, о чем они говорят? Что все вино, какое подают сейчас, было водой, пока он не превратил его? Говорю тебе, это безумие!
Внезапно все, кроме Клеопы, заговорили разом. Лишь Клеопа стоял молча, вглядываясь в меня.
Ночь подходила к концу, и небеса сделались темно-синими в преддверии зари. Звезды, мои звезды, были еще видны. А под ними по-прежнему пели, и дом содрогался от танцев.
— Что ты будешь делать теперь? — спросил Клеопа.
Я надолго задумался.
— Буду двигаться дальше, от одного испытания к другому, — ответил я ему.
— Он чем ты говоришь? — спросил Иаков.
Они снова заспорили. Иасон яростно замахал руками, требуя тишины.
— Иешуа, я прошу, чтобы ты сказал этим легковерным дуракам, что ты не превращал воду в вино!
Мой дядя засмеялся. Он всегда смеялся так, сначала совсем тихо, вкрадчиво, а затем его смех набирал силу и глубину. Пока что он звучал глухо, но становился все звонче.
— Скажи им, — повторил Иасон. — А то наш юный брат выставит себя на посмешище, пересказывая эту историю. Из-за него все будут смеяться и над тобой. Скажи им, что ничего этого не было.
— Это было, мы все видели, — сказал Петр.
Андрей и Иаков бар Зеведей с жаром поддержали его. После чего мой брат Иаков всплеснул руками.
— Я верю, что ты мог изгнать бесов из женщины, — сказал Иасон. — Я верю, что ты мог помолиться об окончании дождя и дождь прекратился. Да, во все это я верю. Но только не в превращение, этого я принять не могу.
Снова заговорил Клеопа.
— Что будешь делать? — Он придвинулся совсем близко ко мне, чтобы я не смог уйти от ответа, но так, чтобы остальные тоже слышали. — Когда ты был маленьким мальчиком, ты по многу раз задавал мне одни и те же вопросы, добиваясь ответа. Помнишь?
— Да.
— Я говорил тебе, что однажды ты узнаешь ответы. И еще я говорил, что объясню тебе все, что понимаю сам.
— Да.
— Так вот, теперь я говорю тебе: ты есть Помазанный. Ты Христос Спаситель. И ты должен вести нас.
Петр, сыновья Зеведея, Филипп и все остальные закивали и стали говорить, что тоже верят в это.
— Теперь ты должен вести нас, у тебя нет выбора, — продолжал Клеопа. — Ты должен идти вперед, отвечая на каждый вызов, брошенный Израилю. Ты должен взяться за оружие, как предсказывали пророки.
— Нет.
— Иешуа, тебе не избежать этого, — сказал Клеопа. — Я все видел и слышал на Иордане. Я видел, как вода превратилась в вино.
— Да, все это ты видел, — сказал я, — но я не поведу наш народ на битву.
— Но оглянись вокруг, — с жаром произнес Иасон. — Время требует этого от нас. Понтий Пилат… это из-за него Иоанн вернулся из пустыни. Это Пилат с его проклятыми знаменами. А дом Каиафы — что они сделали, чтобы предотвратить несчастье? Иешуа, ты должен призвать весь Израиль взяться за оружие!
— Брат мой, — сказал Иаков. — Очевидно, это так.
— Нет.
— Иешуа, слова Исайи призывают тебя сделать это, — сказал Клеопа.
— Не повторяй их мне, дядя. Я их знаю.
— Иешуа, если ты способен на такое, — произнес Иаков, — то как же мы можем проиграть? Мы должны взяться за оружие. Это тот миг, которого мы ждали, о котором молились. Если ты скажешь мне, что не делал…
— О, я знаю, как горько ты разочарован, — прервал его я. — И я видел мысленным взором те армии, которые могу повести за собой, те победы, которые могу одержать. Как ты можешь предполагать, будто я не знаю всего этого?
— Тогда почему же ты не хочешь принять назначенное тебе? — с горечью спросил Иаков. — Почему ты вечно должен отступать?
— Иаков, неужели ты не понимаешь, чего я хочу? Взгляни на лица тех, кто окружает тебя, кто видел, как из сосудов черпали вино. То вино — кровь из моих вен. Я пришел, чтобы явить Лик Господа, явить его всему миру!
Они молчали.
— Лик Господа, — повторил я.
Я пристально посмотрел на Иакова и Клеопу. Оглядел по очереди каждого из них.
— Лик Господа я хочу явить всем.
Молчание. Они стояли, сгрудившись и глядя на меня, потрясенные, не осмеливаясь заговорить.
— Неужели вы не знаете, что битва с оружием — проигранная битва? — спросил я. — Неужели вы не видите, что Писание и история человечества — это сплошная битва? И что из этого получается? Не говорите мне об Александре или Помпее, об Августе, Германике и Цезаре. Не говорите мне о знаменах, будь они подняты над Иерусалимом или потеряны в Тевтобургском лесу далеко на севере. Не говорите мне о царе Давиде и его сыне Соломоне. Взгляните на меня, пока я стою здесь! Я желаю победы, которая превзойдет все описанные когда-либо чернилами или кровью!
Я продолжал говорить в тишине.
— И вы должны верить в меня, как верю я сам, — сказал я. — Будь то чудеса и знамения или призыв к каждому из вас, будь он нежданным, обыденным или непостижимым! Я зову вас следовать за мной. Узнать все вместе со мной.
Нет ответа.
— Все начинается сейчас, на этой свадьбе, — сказал я. — И вино, которое вы пьете, оно для всего мира. Израиль — сосуд, это верно. Но само вино течет отныне для всех. О, как бы мне хотелось считать это окончательной победой, это чудесное утро и светлеющее небо. Хотел бы я открыть ворога для всех, чтобы могли прийти и пить это вино здесь и сейчас и чтобы вся боль, страдания и тревоги исчезли. Но я был
