– Порой маги берут плату не деньгами. Чтобы Зуб выжил, я готов отдать… многое.
– Иначе говоря, я должна поработать за спасибо.
– Нет! Я ведь предложил…
– Помолчите.
Клин послушно захлопнул рот. И слегка побледнел. Проклятье! Кажется, я опять не удержала свой гнев под контролем. Можно сколько угодно изображать расчётливую невозмутимость, но багровые огни в глазах выставят напоказ именно то, что я хочу утаить.
И, разумеется, точно в тот момент, когда это нужно меньше всего.
– Костная гниль, – академическим тоном сказала я, взяв себя в руки, – суть не болезнь, а проклятие, Оно только проявляется подобно инфекции. Гниль завладевает своими жертвами сравнительно медленно, обычными средствами не лечится, на ранних стадиях очень мучительна. Так как вызывает её тёмная магия, сила светлых целителей действует на костную гниль плохо. Обуздать болезнь некроманту действительно легче, чем любому другому магу. Около суток на очистительный ритуал, включая подготовку, плюс регулярные осмотры в течение, скажем, десяти дней на тот случай, если очищение окажется неполным. Округляя – два дня работы. Знаете, сколько берёт за два дня работы магистр второй ступени, специализирующийся на светлом целительстве?
Клин молчал. И правильно делал.
– Денег у вас нет. Думаю, вы десятой доли нужной суммы не наберёте, иначе одевались бы не так… небрежно, а питались регулярнее, чем можно судить по вашему виду. Но предположим, я возьму то, что вы предлагаете так щедро. Знаете, чем это для меня закончится? Судом, конфискацией имущества и показательной казнью. В самом лучшем случае, если судьи проявят необычайную снисходительность – изгнанием из Острасского королевства.
Клин открыл рот. И медленно его закрыл.
Понял.
– Здесь не Антард. Здесь, на земле моей родины, некроманты не имеют права распоряжаться чужой жизнью, – добавила я максимально сухо. – Даже при оформленном по всем правилам согласии донора. Ни жизнью, ни телом, ни душой. Отдавать – пожалуйста, но брать? Никогда. Живые для нас неприкосновенны. Да и с мёртвыми нам разрешено далеко не всё, что бы там ни болтали невежды. Я не смогу взыскать с вас что-либо помимо денег, даже если бы этого хотела. При случае найдётся уйма свидетелей, счастливых от возможности исполнить гражданский долг и привлечь к справедливому суду омерзительного некроманта.
Плечи Клина поникли. И тогда я закончила, безрадостно, но решительно:
– А отказать в лечении больному костной гнилью мне не позволит клятва.
– Какая клятва? – вскинулся он.
– Целительская. Что у светлых, что у тёмных целителей она одна, знаете ли.
Радости моё заявление не вызвало. Скорее, наоборот. Руки гостя-клиента сжались в кулаки:
– Выходит, я пришёл за милостыней?
– Да.
Снова горькая ярость ухмылки. И снова не в мой адрес, а куда-то мимо.
Куда? Почему? Если ситуация задевает меня, это понятно и объяснимо. Я ведь догадываюсь, кто посоветовал ему обратиться ко мне. Господин Дилуш, магистр-целитель второй ступени. Сам возиться не стал, деньги ему дороже клятвы, поганцу.
Да, у меня есть причины злиться. Но Клин-то отчего разъярён так, что я могу ощутить острый металлический вкус его ярости?
– Игла.
– Да?
– Вы можете придумать какую-то третью форму оплаты?
Я почти лишена дара предвидения. Но в тот момент у меня по коже побежали мурашки.
Неужели?..
– Могу, – сказала я медленно и осторожно. – Придумать я могу многое. Но для этого мне понадобится время. А пока я размышляю, какой будет плата, не заняться ли нам делом?
– То есть…
– Да. Ведите меня к вашему другу.
Времени на очистительный ритуал ушло меньше, чем я обещала. В основном потому, что большинство задействованных ингредиентов были стандартными, а запаса самых ходовых компонентов в кладовых хватило бы на годы. К слову сказать, подготовка ингредиентов отнимает у некромантов больше половины рабочего времени. Хуже обстоят дела только у алхимиков: их ремесло вообще полностью построено на точных пропорциях при смешивании реагентов и скрупулёзном расчёте условий планируемой реакции. Роль магической силы в алхимии минимальна и состоит по преимуществу в катализе нужных изменений. Потому- то и специализируются на ней чаще всего те, чей дар невелик, но кто не обделён ни острым умом, ни должной скрупулёзностью.
В теории я могла бы управиться с костной гнилью при помощи чистой силы. Отдаться на волю тёмного дара, действуя по преимуществу мыслью, помогая себе жестом и словом, а более ничем. В отчаянной ситуации я бы так и поступила. Увы, чтобы безнаказанно манипулировать с энергией смерти, надо быть личем. Они уже мертвы, им прикосновение сил гибели не вредит, скорее наоборот. А вот живой некромант должен позаботиться о каналировании таких сил, если не хочет расплачиваться жизнью и здоровьем за каждый ритуал. Легче всего переложить плату на плечи другого человека. Но поскольку этот путь для законопослушных некромантов закрыт, я прибегла к обычному эрзацу: белым лабораторным крысам.
Проклятие Зуба действительно подвело его к самому краю. Для исцеления мне потребовалось целых шесть крыс. И останки их после ритуала не годились уже ни на что. Смертоносные токи обратили в сухой пеплоподобный прах даже тонкие крысиные косточки.
Переложив на человека такую плату магии, я бы его попросту убила.
Когда обморок исцелённого Зуба плавно перешёл в сон выздоравливающего, Клин принялся совать мне свой тощий кошелёк. А я, заплатившая за внеплановое исцеление собственную цену, умоталась настолько, что не стала отбрыкиваться. Хотя и не настолько умоталась, чтобы оставить без внимания содержимое кошелька.
М-да. Давно уж меня так не удивляли.
– Колись без крутки, чурик, – ласково потребовала я, повернувшись к клиенту лицом и подбросив на ладони содержимое кошелька, – где ты такой чудной звон натыркал?
Звон в кошельке действительно был… непрост. Золото почти не замечает перемен, аура времени не задерживается на нём. Но полустёртые знаки, выбитые на восьмиугольных монетах, чеканил народ, канувший в пасть времени три с лишним тысячи лет назад. Не самая большая древность, но цену звона поднимает в несколько раз. Порой – в десятки раз. Я недооценила платежеспособность клиента. То, что мне отдал Клин, могло покрыть половину платы за лечение. А если сбыть монеты столичным коллекционерам, то даже больше.
– Где натыркал? Да в той рупшавой крипте, чтоб её… – тут Клин нахмурился. – Ты что, умеешь чирсать, как правский ловкач?
– Я много чего умею. Но шутки в сторону. Про какую крипту ты говоришь?
– Ту, в которой Зуб подхватил гниль.
– Вы что, полезли в старое захоронение без защиты?
– Нет. Защита у нас была, – Явственно скрипнув зубами, Клин умолк.
Но я уже сообразила, что произошло, без дополнительных разъяснений. Благо, много ума на это не требовалось.
Конечно, они потащились на своё трухлявое дело, нацепив защитные амулеты. И конечно, заряжены амулеты были по случаю, наскоро и задёшево, каким-нибудь недоучкой, если не вовсе шарлатаном. В итоге амулет Зуба разрядился в самый ответственный момент, не сдержав волну проклятия – и хорошо, что амулет, который носил Клин, продержался достаточно долго, чтобы тот успел вытащить товарища. Обычная история. Вольные охотники, подрабатывающие искателями сокровищ, чаще всего нарываются именно
