– Последовательность, – кивнул с готовностью Похламков.
– Почему вы то и дело прыгаете с начала на конец, с конца – на середину? Постарайтесь излагать события одно за другим.
– Одно за другим…
– И никаких эмоций и комментариев! Это мне положено комментировать, а от вас требуется голая суть.
– Суть…
Он ждал, не будет ли еще каких пожеланий, но следователь молчал, приготовившись, как видно, услышать эту самую суть, и Похламков, спохватившись, поспешил заверить:
– Я постараюсь!
– Постарайтесь. В ваших же интересах. Итак, ab origine.
«Что ты мне свою ученость показываешь, сухарь чертов! – чертыхнулся про себя Похламков. – У такого одна забота – как бы задурить человеку голову».
Так подумал, а вслух, само собой, сказал совсем другое:
– Простите, не расслышал в конце…
– Давайте, говорю, как вы и хотели, ab origine. То есть с самого начала.
Похламков покивал, завел глаза под лоб.
– Считаю, начать надо с утра…
Утро выдалось из рядовых рядовое. Похламков, как всегда, пришел в мастерскую минут за двадцать до открытия, подождал у порога, пока Феня домоет полы и кинет ему под ноги дымящуюся тряпку, потоптался на ней, затем, не надевая халата, сел в кресло, оглядел в зеркале проступившую за ночь седину на щеках и потребовал не оборачиваясь:
– Прибор.
И услышал, тоже как всегда, недовольное:
– Обождите вы, Иван Федорович: рук ополоснуть не успела – ему прибор!
Тут подошел Валька, начал, по своему обыкновению, паясничать:
– Как ты с начальством разговариваешь, Федосья! Товарищ заведующий мастерской просят подать приборчик, а ты…
– Кончай, Валька, язык шлифовать! – остановил Похламков. – Иди лучше, побрей меня.
– Это мы – раз и два, вот только вывесочку пристрою.
Именно па этом этапе в обычный ход событии и вклинилась необычность, вокруг которой после все и нагромоздилось.
– Какая еще вывесочка тебе потребовалась? – удивился Похламков. – У нас над входом все расписано.
– Там общая, а я над личной хлопочу.
Парикмахерская у них на два кресла: одно возле окна, второе, Валькино, в глубине комнаты, у задней стены. К этой стене он и прикрепил свою «вывесочку» – оправленную в дюраль стеклянную дощечку с красными буквами:
ВАС ОБСЛУЖИВАЕТ МАСТЕР, БОРЮЩИЙСЯ ЗА ЗВАНИЕ УДАРНИКА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
– А? – произнес Валька хвастливо, усаживаясь в кресло и проверяя, как будет читаться отсюда. – На полбанки! художнику пришлось отдать.
– Всего и только? – удивилась Феня, ставя перед Похламковым прибор для бритья. – Так это и делается просто-запросто?
– Ну, не совсем так просто, – возразил Валька. – Сначала в наш местком заявление написал, что хочу бороться, а потом уже…
– И чего вдруг надумал?
– Так куда не придешь, везде… Или мы хуже людей?
Достал из шкафа салфетку, повязал вокруг шеи Похламкову, принялся намыливать ему лицо. Похламков, пузыря на губах пену, проговорил с ухмылкой:
– Значит, на полбанки? Недорого, в общем-то.
Валька не уловил насмешки, спохватился:
– А что, Иван Федорович, может, и для вас заказать?
– Не надо. Погляжу сначала, как ты станешь бороться.
Валька раскрыл бритву, поправил на ременной точилке и, картинно отогнув мизинец, склонился над Похламковым. Он вел лезвие без лишней суеты, не мельчил движении, по в то же время и не размахивался на полщеки, как поступают иные лихачи; Похламков, профессионально оценивая работу ученика, думал с удовольствием о том, что у парнишки точный глаз и легкая рука.
Правда, отнести его к прямым своим ученикам он не мог, Валька пришел после курсов, но если говорить о доводке, молодой мастер прошел ее здесь, под руководством Похламкова. А умелая доводка никак не малоценнее тех курсов.
Зазвонил телефон, и Валька, отняв лезвие от щеки Похламкова, потянулся к трубке:
– Спутник красоты на проводе!
Похламков поморщился, хотя и сам не понял – отчего. Выражение это слышал из уст Вальки не впервые, только прежде оно вызывало улыбку, а теперь почему-то царапнуло.
Какая-то тень легла вдруг на душу, что-то похожее па обиду или ревность.
Поколение Похламкова числило себя брадобреями – и тем было довольно. Нынешним мастерам подавай высокие материи, они тебе и спутники красоты, и ударники коммунистического труда… Ударник! Неужели это все, как говорит Феня, просто-запросто: на полбанки художнику – и пошел шагать на вершину?..
Валька кончил говорить по телефону и стал намыливать помазок, готовясь продолжить бритье, но Похламков сказал:
– Пустяк остался, сам добреюсь.
– Бритва, что ли, беспокоила? – вскинулся Валька. -Так поправлю сейчас, это же нам – раз и два!
Похламков, не умея объяснить внезапного своего отказа, сослался на клиентов – дескать, сейчас начнут подходить, а мастера, видите ли, охорашивают друг друга.
Но клиенты не торопились попасть на орбиту спутника красоты, и Валька нашел себе занятие – достал со шкафа заранее припасенный кусок ватмана, начал перечерчивать из «Советского спорта» таблицу футбольного чемпионата. Он делал это с прилежанием, хотя, как признавался Похламкову, не испытывал к футболу никаких иных чувств, кроме недоумения: зачем взрослые дяди копируют детей? Таблица же требовалась для поддержания на соответствующем уровне разговора с клиентами из числа ценителей этого вида спорта.
Похламков, подобно Вальке, не принадлежал к числу завзятых болельщиков, однако и его тоже не застать было врасплох вопросом: «Как вчера наши сыграли?» И все же ватман с таблицей представился ему сейчас чем-то вроде фальшивой въездной визы в стан инакомыслящих.
– Черт знает, зачем врем с этим футболом? – вырвалось у него. – Себе врем, людям врем. Для чего?
– Для сервиса, – с лета подхватил Валька, пришпиливая ватман на стену под своей «вывесочкой». – Я вон читал, на Мальорке – остров такой в Средиземном море – в портовых парикмахерских даже специальные инструкции для мастеров существуют, с кем и о чем говорить: с капитанами пароходов – о политике, с первыми помощниками – о погоде и рыбалке, со вторыми помощниками – о спорте, с матросами – о красивых девушках…
– Завидую тебе, Валька: один раз прочитал – и наизусть выучил.
– Не выучил, а запомнил. Все, касаемое моей профессии, намертво запоминаю.
Появились первые клиенты – трое парней, начавших от порога шутливо торговаться между собой, кому из троих томиться в ожидании. Валька вмешался, тоже шутливо пообещав:
– Гарантирую: пока шеф обслуживает одного, я с двоими управлюсь.
– А это не будет в ущерб качеству? – спросил самый бойкий из парней, шагнув к Валькиному креслу; увидел красные буквы на стене, приложил уважительно руку к груди: – О, вопрос снимается!
