– Ну, ну, вылезай,- тронул Виктор за торчащий из-под машины ботинок.
– Я не виноватый,- дернулся ботинок. – Мы оба не виноватые… Это все он, бандюга этот!
– За рулем кто был?
– Он и был. Он только из заключения, за грабеж отбывал. И опять…
– Замолчь, сука! – скрежетнул зубами связанный и вдруг завопил по-бабьи, с подвизгиванием: – Уберите меня, помогите, спасите, задавит же, задавит!..
Он лежал, стянутый по рукам и ногам, справа от грузовика, и вопль его оказался отнюдь не наигранным: на него по откосу катился «Москвич», оставленный
Ненашевым на самом краю насыпи. Видимо, ослабли тормоза, и машина поползла под уклон,
– Ой, задавит же, спасите!..
– Не канючь! – прикрикнул Виктор, кидаясь к нему и, ухватившись за веревку, поволок тяжелое тело в сторону.
Но «Москвич» только напугал: неожиданно передние колеса вильнули влево, он съехал в канаву, уперся фарами в землю. Сразу стало темно. До черноты, до красной ряби в глазах. И из этой черноты, откуда-то из под грузовика, донеслось, сопровождаемое всхлипом:
– Это же тюрьма теперь, верником – тюрьма…
– Подождите, я запишу: дом полсотни шесть, подъезд три, – услышал Виктор, входя в комнату дежурного по левобережному отделению Советского райотдела милиции.
Услышал и тут же забыл: мало ли адресов называется в присутствии милицейского работника в течение дня. В ту минуту он и предположить не мог, что, мельком услышанные, эти слова отпечатаются в памяти, будто вырубленные топором.
Левобережное отделение, обслуживающее рабочий поселок Обской ГЭС, располагается в большом двухэтажном каменном доме. Однако часть дома отдана под книжный магазин, в другом крыле разместилась аптека, и работникам милиции, таким образом, приходится довольствоваться сильно урезанной площадью. Как говорится, не разбежишься.
Комнату дежурного, соответственно, можно с большим основанием назвать не комнатой, а комнаткой: трое-четверо соберутся – уже теснота. Сегодня Виктор застал тут лишь старшего лейтенанта Головина. Возможно потому, что время близилось уже к одиннадцати
вечера. Иван Андреевич говорил по телефону, делая пометки в блокноте.
– Да, да, я понял вас, понял: третий подъезд… Хорошо, хорошо, действуйте.
Увидев Виктора, спросил обрадованно:
– Ты к нам на огонек или по делу? – Попросил: – Ну, присядь на минуту, присядь, пожалуйста!
Виктор понял, чего ждет от него дежурный: судя по телефонному разговору; надо выезжать на место происшествия, а ни одного свободного сотрудника нет. Конечно, формально Виктор в левобережном отделении – гость и может отказаться от участия в операции: он будет продолжать патрулирование района. Однако формализм и служба в милиции – понятия несовместимые. Пусть это звучит несколько высокопарно, но именно такое у него, Виктора, понимание своего долга.
– Я здесь на «Волге», – поднялся он. – Далеко нам?
– Минуты за три, от силы за пять, доскочим.
На улице падал снег – мягкий, податливый. Шагая к машине, Иван Андреевич проговорил с горечью:
– На лыжи сто лет, наверное, не вставал…
Садясь в машину, рассказал: звонок о происшествии, которым сейчас предстоит заняться, исходил не от потерпевшего и не от родственников или друзей его. Позвонил врач из «Скорой»: вызывает их какая-то женщина: в подъезде, мол, парень порезанный. И сообщила адрес.
– Так, «Скорую» вызвали, а милицию в известность не поставили, – прокомментировал Виктор. – Странно!
– Тут надвое расклад: либо парни из одной компании, либо родственники потерпевшего опасаются мести преступника.
– Может, и так, – согласился Виктор, включая зажигание.- Куда ехать?
Иван Андреевич назвал улицу. Это на самой окраине, дальше никаких строений. «Волга» обогнула торец здания
райотдела, вышла на магистральное шоссе и, пробивая фарами вязкую снежную мглу, помчалась в конец поселка.
Новые многоэтажные жилые дома сгруппированы здесь в виде этаких замкнутых прямоугольников, своего рода миниатюрных микрорайонов с дворами, где и столбы для бельевых веревок, и шеренга деревянных грибков, и волейбольная площадка, и выстроившиеся в строгой симметрии деревца, теперь скукожившиеся от холода и потому особенно жалкие. В один такой двор Виктор и свернул.
– По-моему, вон тот, -кивнул Иван Андреевич на пятиэтажный корпус с доброй сотней окон, большая часть которых, несмотря на поздний час, была еще освещена. – Подъезжай ближе, поглядим на номер.
Он не ошибся, на углу дома значилось – 56. Фасадом он выходил как раз на окраинную улицу. Противоположная сторона ее находилась уже за пределами населенной зоны, и падавший из окон свет переливчато мерцал на снежных шапках ближних кустов, тополей и берез. Позади них все растворялось в непроглядной темени. Уйти тут преступнику проще простого.
– Н-да, – сказал Виктор, подумав об этом.
Иван Андреевич уловил, как видно, ход его мысли, вздохнул:
– Вот именно…
Виктор поставил «Волгу» у третьего подъезда. Выходя, не захлопнул дверцу, как делал это обычно, а бесшумно придавил коленом. Иван Андреевич последовал его примеру.
– А «Скорой»-то еще и в помине нет, – произнес вполголоса, и не понять было, сетует ли он на неразворотливость медиков, или просто доволен собственной оперативностью.
– Вечная история, – качнул головою Виктор.
Приподияв рукав полушубка, он глянул на светящийся циферблат: 23-02. Это уже автоматически действовала профессиональная привычка: приступая к операции, заметь время.
Вошли в подъезд. Наружная дверь закрывалась неплотно, на пол у порога намело снега, а пол – цементный, шлифованный, и снег под ногами у Виктора предательски скользнул вперед, в глубину. Виктор с трудом удержал равновесие.
– А, дьявол! – вырвалось непроизвольно.
Голос его спугнул кого-то: кто-то поспешно зашаркал вверх по лестнице.
– Слышишь? – шепотом спросил Иван Андреевич.
– Сейчас разберемся, – отозвался Виктор.
В подъезде было тепло, стоял густой запах мясной стряпни – беляшей либо пирожков. Видно, в одной из четырех квартир, двери которых выходили на лестничную площадку, хозяйка хлопотала над поздним ужином.
На площадке, довольно хорошо освещенной, никого не оказалось, но на покрытом метлахской плиткой полу бросились в глаза пятна крови – и подсохшей уже, и совсем еще свежей. При виде ее, хотя и готов был внутренне к такому, Виктор вздрогнул: настолько не вязалась пролитая человеком кровь с мирными запахами, наполнявшими подъезд.
Свежие следы крови вели к бетонным ступеням, поднимавшимся на второй этаж. Только поднимались они не сразу, а в два присеста, двумя маршами, с остановкой на маленькой промежуточной площадке у ряда почтовых ящиков. Здесь, на повороте, навалившись грудью на перила, стоял рослый парень в белой нейлоновой рубашке с полуоторванным рукавом: рубашка на спине была прорезана в четырех местах, ткань вокруг пропиталась кровью, прилипла к телу.
Дышал он винным перегаром, хрипло, обессиленно. И хотя лампочка на площадке отсутствовала, света все же хватило, чтобы рассмотреть его лицо, когда он с
трудом повернул голову па звук шагов: оно белело даже на фоне белой рубашки.
