Давай!
— Только сразу всё не скумарь, — предупредил я, передавая ему пакетик с дурью. — Это тебе на месяц.
— Базара нет, братка! — Парень спрятал «сахар» в карман пуховика и откатился обратно к верстаку. — Респект тебе и уважуха!
Я только покачал головой, достал из верхнего ящика шкафа лампочку и, ввернув её взамен сгоревшей, потащился к себе. Там задумчиво уставился на стену, обклеенную фотообоями с изображением горного озера, вспомнил все сегодняшние злоключения, и вдруг осознал, что жутко, просто до скрежета зубовного зол. И не на кого-нибудь, а на себя самого.
Это ж надо было так подставиться! Это ж надо было!
Во рту появился какой-то мерзкий привкус; я в голос выругался и, повесив куртку на спинку скрипучего деревянного стула, принялся исступленно молотить висевшую в углу боксёрскую грушу в тщетной попытке выпустить пар.
Минут через пять выдохся, облизнул ободранную костяшку и прислушался к своим ощущениям.
Вроде, полегчало. Самую малость, но и это неплохо. Хоть усну теперь спокойно.
А утро вечера мудренее.
Точно-точно…
Глава 2
Человеческая психика странная штука. Моя, по крайней мере, точно. Вот например, просыпаюсь иногда с утра и хоть твёрдо уверен, что ничего хорошего в ближайшей перспективе не светит, а настроение замечательное и всё тут. С чего, почему — непонятно. Наоборот, конечно, куда чаще случается, но там загадок никаких — депрессия, мать её, пожаловала. Обычное дело.
Обычное — но не сегодня. Сегодня причина для нехороших предчувствий имелась вполне себе весомая: из головы никак не шёл давешний разговор с Шиловым. Но несмотря на это, чувствовал я себя вполне сносно и даже встал без понуканий обычно выступавшего в роли будильника Стаса. Потом в своё удовольствие минут десять поколотил грушу и, решив не тратить время на турник с гантелями, отправился на кухню.
— Рано ты сегодня, — удивился Стас.
— Храмов объявился, — зевнул я.
— Да ты чё?! — в изумлении уставился на меня парень. — Когда?
— Без понятия. Мне вчера Суворов сказал.
— И что теперь?
— Схожу узнать, чего он мутит опять.
Я поднял с пола стоявшую в углу пластиковую пятилитровую бутыль, налил из неё в кружку воды и сделал несколько глотков.
— Ты всё не выдувай. Это последняя, — предупредил Стас и протянул бутерброд. — Завтракать будешь? Кашу можно разогреть. Так и так печь топить придётся.
— Нет, по делам сначала смотаюсь, — дожёвывая консервированный хлеб с консервированной же ветчиной, отказался я. — Вернусь, за водой схожу. И чая бы купить не помешало. Достали уже суррогаты.
— А есть на чё?
— Пошарю по закромам.
— Со мной завтра рассчитаются, так что можно потерпеть пока.
— Глядишь, с Храмова чего стрясти получится.
— Стрясёшь с него, как же…
Я только пожал плечами и пошёл собираться. Первым делом выдвинул ящик притащенного из квартиры на третьем этаже комода и достал пару чистых носков, позаимствованных по случаю в соседнем магазине. Без мародёрства у нас никак: каждую неделю бельё не постираешь, а когда ссохшиеся за ночь носки начинают наждачкой царапать кожу, приятного мало. Хотя и мелочи это, по большому счёту, но из таких вот мелочей весь день и складывается.
Потом влез в вышарканные до серости джинсы, застегнул на все пуговицы тёплую фланелевую рубаху и накинул сверху кожаную куртку. Задумчиво оглядев арсенал, решил не оригинальничать и сунул в карман складной нож, а вместо кинжала взял пару сваренных буквой «Т» арматурин. Короткая перекладина с одной стороны была заточена, с другой загнута наподобие обуха; рукоять же Стас обмотал чёрной шершавой изолентой, и орудовать этой штукой было одно удовольствие.
Чтобы удерживать кого-нибудь на расстоянии — лучше не придумаешь. Ну кроме разве что казацкой шашки или ствола на кармане.
У Круглого, кстати, пистолет с собой был. Но станет ли он стрелять только для сведения счётов? Очень сомневаюсь. Патроны нынче недёшевы. Вчера эта гоп-компания на хороший куш рассчитывала, а сегодня, даже если случайно на них нарвусь, отобьюсь как-нибудь. Да и с чего бы Круголому меня искать? Если у того парня в белой мастерке хоть немного мозгов в башке осталось, он своим приятелям о нашей стычке в овощном рассказывать не станет. И не в том даже дело, что засмеют; просто тех, кто язык за зубами держать не умеет, обычно свои же и прибивают.
— Наган взять не хочешь? — Стас закатил инвалидное кресло ко мне в комнату, когда я уже засунул арматурину за пояс и раздумывал, не прихватить ли с собой рюкзак.
— На фига?
— А если опять на этих отморозков нарвёшься?
— Да они сейчас обкумаренные где-нибудь валяются, — отмахнулся я и презрительно скривился. — Такая халява подвалила!
— Ну а вдруг?
— Да нормально всё будет. Всё, бежать пора.
— Не пропадай!
— Базара нет.
На улице оказалось привычно пасмурно. Разбросанный тут и там мусор, серый асфальт и трава на газонах казались слегка влажными, но скорее всего просто в выпавшей росе дело. Луж не видно, да и воздух после дождя обычно более свежий.
— «Пообшарпалися зданья, дождик тупо моросил, наш двор зачах», — окинув взглядом заброшенные дома, припомнил я подходящую строчку песни и поднял воротник куртки. — «Ты моталась на свиданья, ну а я носил погоны на плечах…»
Да только какие свидания? Не было ничего такого. И погон тоже не было. В отрядах самообороны и без униформы прекрасно обходились.
И, прогнав из головы тяжёлые мысли, я зашагал к видневшимся неподалёку развалинам трёхэтажного здания школы. Обогнул разбросанные взрывом обломки и вышел к засаженному картофелем футбольному полю. По краю спортивной площадки добрался до ограды детского сада и, замедлив шаг, помахал рукой курившим на веранде парням.
— Привет! — отозвался Эльдар Баев. Вооружённый помповым ружьём мужичок лет сорока в длинной брезентовой куртке и кирзовых сапогах подошёл к забору и выкинул самокрутку на землю. — Слушай, Володя, мы никак сообразить не можем, был дождь ночью или это роса? — И он пнул куст разросшейся у веранды травы. — Что скажешь?
— Вам видней должно быть, охраннички, — усмехнулся я, перебравшись через один из бетонных блоков, блокировавших проезд между детским садом и соседним жилым домом. — Я
