стал. Не посчитал нужным или в кои-то веки решил согласиться — уточнять я не стал, потому как заметил расколотую вывеску «Джинсы» на стене соседней пятиэтажки.
 —
Ты это, — остановился я, — погоди минут пять.
 —
Зачем еще? — насторожился опер.
 —
Надо мне! — Я шагнул к выбитой витрине расположенного на первом этаже жилого дома магазинчика и пояснил: — Производственная необходимость.
 —
Мародерствовать, что ли, собрался?
 —
Да ты посмотри на мои джинсы! Чуть ли не до дыр протерты уже! Еще и мокрые, блин!
 —
А давай, ты потом шопингом займешься? Разберемся с нашим делом для начала, лады?
 —
Ты, блин, ничего не понимаешь! — возмутился я. — Нормальные джинсы — это конкретный дефицит! Все рыбные места давно обчищены. А вдруг здесь теплые зимние есть?
 —
Малыш, ты ничего не забыл? — нахмурился Кузнецов. — Мы тут вроде спасать кого-то идем. Нет?
 —
Мы дольше с тобой препираемся уже! Я только гляну!
 —
Пошли, говорю! Не трать наше время!
 —
Фиг с тобой! — выругался я и зашагал по тротуару злой как черт. Дошел до угла и встал, когда неожиданно зарябило в глазах. — Стоять!
 Вскинувший автомат федерал моментально замер на месте, а потом попятился к стене дома.
 —
Что случилось?!
 Я несколько раз моргнул и с облегчением махнул рукой:
 —
Отбой! 
 —
Что случилось? — повторил не спешивший опускать оружие Кузнецов.
 —
Ничего странного впереди не замечаешь?
 —
Нет.
 —
Точно? 
 —
Да хватит уже загадки загадывать! Говори нормально!
 —
Ну тогда, — я огляделся по сторонам, — хоть вон на стену девятиэтажки посмотри…
 —
И что? Обычная стена.
 —
Черные точки видишь или со зрением проблемы?
 —
Точки вижу, — с раздражением глянул на меня Кузнецов. — И что с того?
 —
А теперь, не отводя взгляда, шагни в сторону, — улыбнулся я.
 —
Опа! — удивленно присвистнул опер, выполнив мое распоряжение. — Так они в воздухе висят?!
 —
Только заметил?
 —
Ну да… — начал присматриваться Кузнецов к едва заметным крапинкам. — Слушай, они и перед нами есть! 
 —
Угу, — кивнул я. — А еще обрати внимание, что там ни деревья, ни кусты не растут. И асфальт трухой усыпан.
 —
И что с того?
 —
Это «точки», «кубик-рубик», или «калейдоскоп».
 —
«Калейдоскоп»? — удивился опер.
 —
Ну да, — кивнул я. — Такая трубка с разноцветными стекляшками и зеркалами, закрытая с одной стороны матовым стеклом. Ты в нее смотришь, тихонько крутишь, и узоры меняются.
 —
А при чем здесь это?
 —
Смена узоров происходит рывком, ты потихоньку поворачиваешь трубку, и — раз! — новый узор. Так и тут: идешь, никого не трогаешь, а потом те самые черные точки начинают двигаться и делают в тебе кучу дырок. Похоже, где-то поблизости гравитационная бомба упала или движок у флаера рванул. Аномалия, чтоб ее.
 —
Получается, если мы ломанемся напрямик, то нарушим гравитационное поле и «калейдоскоп» сработает?
 —
Именно, — кивнул я. — А поэтому давай-ка через дорогу перейдем. Там вроде просвет.
 —
А что это за точки, кстати? — спросил Кузнецов, когда мы перебежали через проезжую часть.
 —
Без понятия. Вроде пыль, гравитационной аномалией сжатая. — Я зашагал к видневшемуся за перекрестком скверу и предупредил федерала: — Тут осторожней. Самые гнилые места начинаются.
 —
Ты об этом? — указал опер на выглядывавшую из-за дома сигару сбитого флаера. В серебристой обшивке летательного аппарата зияли оставленные зенитными снарядами дыры, а хвостовая часть и вовсе оказалась оторвана.
 —
Вроде того, — кивнул я, внимательно разглядывая вздыбившийся вокруг флаера асфальт.
 —
Нам на ту сторону?
 —
Да,  
Вы читаете Пятно
                
                
            
 
                