злоупотреблять себе дороже. Бывали прецеденты нехорошие.
Кивнув приглядывавшему за порядком вышибале, я решил не проходить вглубь зала и уселся за стол неподалёку от входа. Набросивший куртку на спинку стула Жора присаживаться не стал и сразу отправился за выпивкой. Народу в кабаке оказалось немного, знакомых не наблюдалось вовсе, но так даже лучше. Ни с кем общаться сейчас не хотелось. Пить, кстати, желания особого не было тоже. Слишком уж настроение паршивое. Мне б поспать — успокоиться…
Ладно, выслушаю, что Суворов предложит, а там видно будет. Вдруг чего денежного подгонит. Вряд ли, конечно, но мало ли…
— Чего скучаешь? — Жора подошёл к столу с парой пластиковых стаканчиков в одной руке и бутылкой водки в другой.
— Не скучаю, тебя жду.
Решив не тратить время впустую, я свернул пробку с бутылки, вот только Суворов вновь не стал садиться и опять куда-то убежал.
Я обернулся глянуть ему вслед, но Жора уже растворился в темноте. На освещение подвала хозяева кабака не тратились, и тусклые лампочки подслеповато моргали лишь в двух местах: у зарешёченного окошка раздачи и в отведённой под сортир комнатушке. И вот там обесточить их уже не было никакой возможности: в первом случае возникали сложности с расчётами за выпивку и харчи; во втором — риск в темноте провалиться в вырубленные прямо в полу дыры и вовсе зашкаливал за все разумные пределы.
А в остальном — да, темно. Но тут смотреть-то особо и не на что. Бутылку и стаканы получается разглядеть, уже хорошо. В темноте даже лучше, на самом деле. Так вот пройдёшься по городу, насмотришься на развалины и на душе опять тоска смертная. А в темноте будто всё по старому, словно и не было ничего такого. И живы все, просто отошли ненадолго, но вот-вот обратно появятся.
Тоска, блин…
— Так, думаю, оно веселее пойдёт, — подмигнул мне вернувшийся наконец Жора и бухнул на стол жестяную банку с консервированной ветчиной и литровую бутыль с питьевой водой.
— Не то слово, — усмехнулся я, разливая по стаканчикам водку.
Хоть перекушу на халяву. Да и выпить не помешает, чего уж там. Может, хоть немного отпустит.
— Ты как вообще? — замахнув водки, шумно выдохнул Жора и открыл банку с ветчиной.
— Да нормально. Сам как?
Выпив сорокоградусной отравы, я плеснул в стакан воды и хотел уже откромсать кусок ветчины складным ножом, но вспомнил про собаку и потянул из ножен кинжал.
— Всё так же. Работаю, — в свою очередь не стал распространяться о личной жизни Суворов. — Платят нормально, так что не жалуюсь.
— Хорошо тебе.
— Я могу поговорить…
— Не, мне свободный график нужен.
— Как знаешь.
Мы снова выпили и какое-то время сидели молча. Разговор не клеился. Не о чем нам было разговаривать. Слишком редко общались в последнее время. Не о погоде же трепаться, в самом-то деле. Да и водка пока ещё по мозгам ударить не успела.
— Наших видел кого? — прожевав кусок ветчины, спросил Жора.
— Не-а. Пропали все куда-то. — Я глянул на завалившуюся в подвал компанию и повернулся обратно к Суворову: — Ты чего хотел-то? Не за жизнь ведь поболтать, так?
— Дело есть, — наклонился ко мне Жора и, понизив голос, спросил: — Храмова помнишь?
— Само собой, — кивнул я. — Только не говори, что он вернулся.
— Да с месяц уже. До последнего времени не светился просто.
— Федералы хвост прижали?
— Похоже на то. Но связи у него остались. — Суворов разлил водку и уставился на меня: — Интересует чуток лавэ срубить?
— Кого надо убить? — Я глянул на Жору поверх стакана.
— Почему сразу убить?
— А у Храмова других дел не бывает. Бомбист хренов.
— Вроде, туристы ожидаются. — Суворов выудил из банки последний кусок ветчины, облизнул пальцы и многозначительно добавил: — Сверху.
— Сверху? — Я откинулся на спинку стула и задумчиво покачался на задних ножках. — Сверху — это интересно.
— А то!
— Сам чего?
— Не могу, меня подменить некому и Старик не отпустил.
— Ясенно. Значит, сразу к Храмову обращаться?
— Да, только не тяни. Он завтра последний день людей набирает.
— Где искать его?
Тянуть и в самом деле смыла не было. Чего там колебаться-то? Либо готов на дело подписаться, либо и не ходить никуда лучше.
— Да здесь недалеко. Хозблок университета знаешь? Который у них четвёртым корпусом числился?
— Знаю.
— Завтра с самого утра туда подходи.
— Договорились.
— Ещё, может, возьмём? — щёлкнув по горлышку пустой бутылки, предложил Суворов без особого, впрочем, энтузиазма.
И сомнения его были вполне понятны: раз уж водка языки не развязала, можно и более подходящую компанию подыскать. Если бы не Храмов, Жоре и в голову не пришло меня выпивкой угощать. Хоть и знаем друг друга с детства, но слишком у нас теперь круги общения разные. Слишком — да…
— Не, хватит. Побегу, пожалуй.
— А чего так? — удивился Суворов.
— Да там дождь, вроде, собирался. Не хочется тут застрять, надо до дому валить.
— Ну пошли тогда.
— Пошли.
Я вылил себе в стакан из бутыля остатки воды, в несколько глотков осушил его и замер, заметив мелькнувшее на освещенном пятачке у окошка раздачи белое пятно.
Да неужели?
— Ты чего? — дёрнул меня Жора.
— Слушай, мне тут с одним типком поговорить надо. — Я поднялся на ноги и выставил на стол поднятый с пола рюкзак. — Присмотришь за вещами минут пять?
— Не проблема. Давай недолго только.
— Я быстро. А лучше — подожди наверху.
— Ты чего задумал ещё?
— Пять минут, — ничего не стал объяснять я и поспешил к уборной вслед за скрывшимся там пареньком в белой адидасовской мастерке.
— Мать твою, — выругался Суворов и принялся лихорадочно собирать шмотки. — Володя!
